Светлый фон

Он приподнял дову на руках, усадил на себя. Хватило несколько движений, чтобы понять, что так он быстро потеряет контроль. Пришлось замедлиться… Бишоп зарычал. То ли с досады, то ли от возбуждения. Сдерживаясь, прижал ее сильнее и впился в шею диким поцелуем — или уже не поцелуем? — зубы сами прикусили дурманящую запахом кожу.

Все тело горело огнем… Каждое движение било вспышками по нервам. Казалось, с Бишопа сняли кожу и оставили абсолютно безащитным… Эта уязвимость, эта женщина и внезапно накатившее отчаяние — всё перемешалось, завязалось в узел. Бишоп едва прохрипел сквозь стоны:

— …не бросай… меня…

Она лишь негромко всхлипнула… Прижалась сильнее, вцепившись в голые плечи рейнджера, и тот почувствовал, как внутри все сжалось. Он чувствовал ее прерывистое дыхание и напряженное тело; знал ее и чувствовал, как самого себя со всеми своими грехами, страстями и слабостями. Она стала его частью, а он, наконец, стал целым…

Он ощущал, как жар разливается по венам, и как вдруг… что-то вцепилось ему в икру. Бишоп инстинктивно дернул ногой; вторая, потеряв противовес, уехала в сторону, и, не размыкая объятий, рейнджер рухнул в воду вместе с Пит.

На какие-то доли секунд боль в ноге притупилась, но тут же возникла по новой — на этот раз в правой ягодице. Какая-то тварь трепала Бишопа за задницу. Рейнджер ощутил толчок под ребра и, наконец, разжал руки — девица тут же исчезла в стороне. Едва нащупав почву под ногами и рыбу на своей жопе, он кое-как поднялся, изо всех сил сжимая трепыхающуюся скользкую тварь.

— Пас-скуда… Вот твар-рь. Убью…

Теперь каждое движение приносило боль, и Бишоп, подволакивая ногу, захромал к берегу, где уже суетилась Пит:

— Не дергай ее, а то лишишься большого ягодичного куска! Я сейчас!.. Да где же этот клятый нож?!

Наконец лезвие сверкнуло в ее руке, и девица вприпрыжку побежала к рейнджеру. Бишоп громко матерился, проклиная всех рыб и водяных богов вместе взятых, но покорно замер, когда дова занесла нож. Ухватив тварь за хвост, девица в один точный удар перерубила рыбе позвоночник и, пока Бишоп не успел вырваться, отрезала ей голову. Рейнджер скулил на одной ноте, иногда сменяя вой на матюки, а дова бросила еще трепыхающееся рыбье тело к костру и огляделась по сторонам:

— Вот зараза, а я ведь кинжал с собой брала в воду. И где теперь его искать?

Рейнджер матерился как дьявол, вертелся на месте, стараясь снять рыбью голову, прочно застрявшую в ягодице. Дова едва успела его поймать, и с помощью ножа развела челюсти рыбе: зуб за зубом девица вытащила отрезанную рыбью башку из плоти и швырнула вдогонку к остальному туловищу.