– Ну, народный благодетель, как ты после дурки? Говорить ещё можешь? – С нескрываемым презрением, не жалея Канцлера, в голосе сказал мужчина.

– К–к–кто в–в–вы? – тяжело, еле выговаривая слова, лепечет Канцлер.

– Ну, я смотрю, ты хоть говорить не разучился, гнида.

Неожиданно раздались тяжёлые шаги по комнате, и в неё вошёл ещё один человек.

– Помягче с ним, мы ж не хотим, что б он здесь концы откинул, – с ярым сарказмом и довольной улыбкой молвил человек, который только что вошёл.

Этот человек был одет и выглядел как–то по знакомому для канцлера. Высокого роста, крепкого телосложения, длинное бежевое пальто и грубые бесцветные брюки.

– Ротмайр, ты всегда слишком мягок, – улыбнувшись, и поучительно упрекнул человек в малиновом пиджаке. – Понимаешь, нужно быть наглым, чтобы в жизни урвать свой кусок, а если появляется шанс урвать ещё и чужой ломоть счастья или его вообще оторвать другого вместе с тем, что есть, то этим шансом непременно нужно воспользоваться

– О, да это твоё жизненное кредо. Слышал бы тебя сейчас Верховный Отец или Великий Патриарший.

После этих слов они оба громко рассмеялись, явно презирая постулаты Культа Государства и Империал Экклесиас, понимая, что они в недосягаемости для них. Но после непродолжительного смеха Ротмайр вернулся к насущным делам:

– Ладно, давай вернёмся к делам насущным. Ты же понимаешь, что он сейчас к вразумительному диалогу не готов. Его нужно приводить ещё в порядок.

– И что же мы тогда будем делать?

– Его нужно некоторое время где–то у кого–то держать.

– Но у кого?

– Однозначно не у нас. Это будет рискованно.

В зале повисла тишина. Два лорда грозно и презрительно взирали на Канцлера, который всё сильнее пытался вмяться в это кресло и скрыться от взгляда истинных владык Рейха. Страх, ужас и боль сильнейшей потери просто сковали душу и разум бедного человека. Он потерял свой смысл жизни, не мог теперь представить жизнь без неё. Мир неожиданно выкрасился в серый цвет, потеряв всю яркость красок. Необычайное уныние и печаль чёрной чумой поразили душу бедного человека, утопив её в океане беспросветного отчаяния и тяжелейшей апатии, а шок и ужас от произошедшей катастрофы были настолько сильны, что чуть не раскололи перенапряжённый рассудок. После того, как он потерял ту, которую любил больше своей жизни канцлер канул во мрак и холод.

Вдруг послышались шаги, издаваемые дорогими каблуками от мужских туфель и шарканье дорогим пальто. Позади лордов показался высокий и черноволосый и бледнокожий человек в длинном фиолетовом пальто.

– Можно у меня, – уверенно предложил вошедший.