– Невиновен, – сделал конечный вывод Канцлер, вновь обратившись к пустому кабинету, вспомнив те дни, когда Лорд–Магистрариус подставил ему своё плечо, вытянув будущего правителя из пучины безумия и мрака, если не самой смерти.

Глава двадцать четвёртая. Тараканье королевство

Глава двадцать четвёртая. Тараканье королевство

На следующее утро.

На улице неимоверно жарко, будто всюду палили из обогревателей или сразу зажглось полтора небесных светил. Солнце стояло в зените, раскаляя воздух до такой степени, что им было невозможно дышать. Ветра не было вообще, ни малейшего лёгкого его дуновения, несмотря на то, что рядом было пускай и во всех возможных отходах, но всё–таки море.

Командор тяжело, сквозь кряхтения, боль и стоны, проснулся. Его нелёгкое пробуждение сопровождалось характерным и тяжёлым стоном, вкупе с пронзающей всё тело изматывающей болью. Практически всё тело, от пальцев ног до мышц груди жутко болело, буквально изнывая от дикой, в некоторых местах тела пульсирующей боли. Но сильнее всего давления, покалывания и сама тяжёлая боль раздавалась в боку. Эта жуткие режущие ощущения адским пламенем терзали весь правый бок, сковывая буквально каждое движение. Командор, попытавшись повернуться на правый бок, дико вскрикнул и инстинктивно метнулся на левый, отчего боль ещё сильнее начала пульсировать по всему телу.

С тела парня обильно, можно сказать, градом стекал пот, впитываясь в желтоватые бинты старого типа и попадая во все возможные ранения на теле Эстебана, отчего весь кожный покров буквально горел от боли. Всё тело Командора было в глубоких, вплоть до костей, ранениях и рассечениях плоти до маленьких ран и царапин, буквально усеявших половину тела мужчины. И все эти ранения подобно адскому оркестру резонировали с болью в мышцах и костях, доставляя ещё больше неприятных ощущений. Эти старые, эпохальные, ещё марлевые, бинты перематывали части рук, левую и часть правой ноги и весь торс, придерживая крепкую, гипсообразную повязку на правом боку.

Эстебан попытался открыть глаза, но почему–то это было сложно, очи будто слиплись под непонятной густой клейкой массой. Но, всё же, приложив больше мучительных усилий, он смог открыть зеницы, но ничего не увидел. Густая пелена стояла перед глазами, а в сами глазные яблоки стал сочиться гной, доставляя ещё болезненные ощущения, чуть ли не прожигая глаза.

Вдруг на непонятном ему языке прозвучали какие–то слова, пересилив стенания Командора. Следующие, что он почувствовал, это как ваткой, смоченной каким–то непонятным и сильно пахнущим раствором, ему протирают глаза. И через несколько мгновений его зрение прояснилось. Он смог оглядеться, хотя глаза будто горели, что мешало даже моргнуть.