– Габриель, – вдруг послышался чей–то весёлый и бодрый голос. – У нас теперь Элен и Венедикт встречаются. Можешь поздравить новую парочку.

Воздух вокруг парня стал жутко густым, и вдыхать его стало практически невозможно, но он его всё же старался втягивать. В ногах появилась жуткая слабость, и они чуть ли не подкосились, но Габриель устоял на своих двоих. Разум сильно помутился, и стало невозможно думать, а сердце забилось бешеной птицей с такой силой, что ему казалось – рёбра не выдержат такого напора. Но в душе появилась такая сильная обида, что мгновенно превратилась в еле сдерживаемую ярость. Жестокость и злоба в его сердце достигли такого уровня, что перекрыли чувство отчаяния и досады и если бы ни друзья и знакомые в аудитории и законы Рейха, то он, наверное, прямо сейчас накинулся на Верна. Он воззвал ко всей всем силам души, что были в нём. И неимоверной силой воли он подавил вспыхнувшую ненависть, рассеял жуткую слабость, восстановил контроль над рассудком с телом и взял над собой контроль. Все эти «прекрасные» метаморфозы произошли в течение четырёх секунд. Габриель на послышавшийся голос просто отмахнулся куда–то в сторону и присел на собственное место, но жестокая обида и досада накрепко угнездились в сердце.

Габриель внезапно развеял эти мысли и решил присоединиться к размышлениям своих друзей.

– А где Ариан? Почему он не пришёл? – спросил Мицелий.

– Он сказал, что «Главной шавке и правой руке кровавого тирана и палача доверять нельзя». И он добавил, что продолжит борьбу дальше, обходясь и без нашей помощи. – Довольно искажённо парадируя с искажением голоса, ответил Алехандро.

– Его никто не заставляет, если хочет дальше жить в изоляции, то это его право, никто ему мешать не будет, – возмутился Бертолдо. – Чёртов антилиберальный анархист.

Они ещё несколько метров прошли в безмолвии, как послышалась фраза:

– Что ж, сегодняшняя встреча сильно изменит судьбу нашего города, – с небольшой улыбкой на лице помпезничает Мицелий. – Запомните, это великий день!

– Только вот по какому пути мы будем развиваться, ибо сегодня пойдёт речь не только о нашем городе, но и обо всём Рейхе, – сухо вымолвил Бертолдо.

– Давайте сначала придём на встречу, и только потом будем говорить, что будет, а чего нет, – огрызнулся Габриель.

– Ох, ты, не так сердито, ведь сегодня ещё и просто хороший день, не замечаешь? – С упрёком и лёгким недовольством вымолвил Мицелий.

– День как день, не знаю, что ты в нём нашёл такого интересного, – так же угрюмо сказал Габриель.

– Ха, тебе хоть солнцем в глаза свети, этот день для тебя останется серым, – уже с явным недовольством изрек Мицелий.