От корчмы осталась лишь часть дальней стены. Сколько при этом пострадало демов, не понять. На глаз — не меньше сотни, но разве можно что-то определить точно в этом кровавом месиве из обломков здания, столов, лавок, кусков тел, трупов, обрывков амуниции, оружия. Сила взрыва была такова, что решетку обнаружили на первой галере — та, разорванная и перекрученная, будто выжатая тряпка, вонзилась в палубу.

Попугай, осторожно опустившись на плечо, уставился на пятачок зоны тотального уничтожения, поежился, ошеломленно пробормотал:

— Так вот какая у нашего дурачка дудка…

— В суп отправлю, — стандартно пригрозил я похожим тоном.

— А замок моего охреневшего кузена твоя катапульта сможет разнести? — уточнил Зеленый.

— Легко…

— От таких известий, милый, мое душевное здоровье пошатнулось. Хорошо бы выпить ругийских капель. А еще лучше — межгорского вина. И желательно побольше.

— Перебьешься.

— А как же празднование грандиозного успеха?! Где веселые девки и накрытые столы?!

— А ты тут при чем? Летал где-то, пока мы дрались, и появился, когда все уже закончилось.

— Я бдел! Без меня все в луже утонете, салаги сухопутные! Губы печет, будто раскаленный якорь поцеловал! Боль души полагается заливать соком южных виноградников! Эй! Трактирщик! Еще! За дудочку!

— Будет лето — будет виноград. Будет виноград — будет сок. Будет сок — получишь. Я знаю, что ты имел в виду перебродивший сок, но мне не до тебя. Не видишь, что вокруг творится? Сейчас меня стошнит — и попробую прямо на тебя это проделать.

Зеленый, значительную часть свободного времени занимающийся личной гигиеной и прихорашиванием, взмыл в небо самолетом вертикального взлета — больше всего в жизни он боялся запачкаться. Даже руками трогать себя не позволял — ведь прикосновениями можно осквернить его чистейшие перья. Эстет, блин…

Тук, протолкавшись через муравейник собирающих трофеи бойцов, заставил встать на колени парочку схваченных демов. Оба были изрядно потрепаны в ходе боя, затем поколочены после пленения и выглядели не слишком угрожающе. Горбун, считая, что ничего плохого они мне сделать не в состоянии, взмолился:

— Сэр страж! Дозвольте соберу добро с тех, кого вы порубили и я. А то ведь бессовестных людишек везде хватает — растащат, и не посмотрят, что чужое.

— Иди, — кивнул я, оглядывая пленников.

Оба рослые, плечистые, лица простые, вполне европейского вида. Не заметно в них ничего южного. Шлемов и оружия нет, но остальное не успели отобрать — оба в пластинчатых доспехах, кольчужных юбках, высоких сапогах. Руки поясами связаны за спинами.