Я до сих пор от нее ничего не слышала. А когда работала на терминале над «лазом», отправила ей сообщение, но оно так и осталось непрочитанным. В глубине души я понимаю, наивно верить, что у нее все в порядке. Она никогда бы не стала так меня игнорировать. И логично предположить, что с ней случилось что-то плохое.

Но я не хочу сейчас руководствоваться логикой. Она не поможет мне пройти через это. Я сижу в машине, которая везет меня навстречу смерти, и собираюсь загрузить в свое тело смертельный код, созданный папой. Я не уверена, что он сработает или что мы поступаем правильно.

Сейчас логике я предпочитаю блеск в глазах Коула, который появляется, когда он смотрит на меня.

Я выбираю надежду.

Каждое его прикосновение, каждый взгляд и улыбка дарят мне тепло, не оставляющее и тени мысли о расшифровке в моей голове. Когда он смотрит на меня, то мне хочется верить, что я та девушка на рисунке с высоко поднятой головой и горящими глазами. Он как самый мощный наркотик. И сила моих чувств пугает меня – я не понимаю, как наши сердца так быстро сплелись. Может, этому способствовало то, что мы пережили, или мы действительно сломаны так, что наши зазубренные края прекрасно подходят друг другу. Мне бы хотелось, чтобы у нас было больше времени. Мне бы хотелось сказать ему правду.

Надеюсь, он все поймет, когда меня не станет.

– Они разводят костер, – глядя в окно, говорю я, когда мы приближаемся к лаборатории. На футбольном поле средней школы виднеется куча бревен. Вокруг них собралась толпа людей, вышедших засвидетельствовать историческое событие. Мы с Коулом чувствуем их возбуждение. И меня охватывает волнение от того, что всего через несколько часов весь этот кошмар закончится, вирус будет побежден, а мир восстановлен.

Отдав свою жизнь, я подарю этим людям надежду на будущее. Кто еще может таким похвастаться?

Автомобиль въезжает на парковку рядом с трехэтажным зданием, в котором когда-то находилась школа, а сейчас здесь исследовательская лаборатория. Воздуховоды, словно серебряные змеи, то тут, то там свисают из окон, а газон зарос травой и завален мусором.

– Ты уверена, что эти ребята справятся? – спрашивает Коул. – Это место выглядит как помойка.

Я улыбаюсь:

– Ты так же говорил о папиной лаборатории, помнишь?

Он фыркает:

– Да, помню. Готова сделать это?

Мы с Коулом держимся за руки, проходя через обклеенные резиной, герметичные двери и следуя за охранником по длинному, тускло освещенному коридору. Я заглядываю в заброшенные классы, пока мы идем. В них виднеются школьные доски на стенах и беспорядочно сваленные стулья. Я думала, что меня охватит тоска по времени, проведенному в школе-интернате, но все, что занимает мои мысли – это Коул.