— А у тебя что, не так?

Аюми замялась, потом сказала:

— А меня, если честно, домогались все время.

— Кто, например?

— Старший брат, дядя…

Аомамэ скривилась:

— Родные брат и дядя?

— Ну да. Оба теперь полицейские. Дядя не так давно даже грамоту получил. «За тридцать лет образцовой службы по охране порядка и за повышение уровня жизни общества». А также спас собачку, которую защемило шлагбаумом, и о нем написали в газетах.

— Что же именно они с тобой делали?

— Лапали меня там. Члены в рот совали.

Лицо Аомамэ скривилось еще сильнее.

— Дядя с братом?

— Каждый по отдельности, само собой. Мне было лет десять, брату пятнадцать. А дядя приставал и раньше. Раза два или три, когда он у нас дома ночевал.

— Но ты же рассказала родителям?

Аюми покачала головой.

— Нет. И тот и другой пригрозили: если расскажу, мне не поздоровится. Да и без угроз было ясно, что не простят, если что. Я боялась и молчала.

— Даже матери не сказала?

— Только не ей! — вздрогнула Аюми. — У матери брат был любимчиком, а из-за меня она вечно расстраивалась. За то, что я грубая, толстая, некрасивая, в школе толком не успеваю. Она мечтала о совсем другой дочери. О стройной красивой куколке, которую можно отдать в балетную школу. Я этим требованиям не отвечала, хоть убей.

— Ты не хотела еще сильней ее расстраивать и потому ничего не сказала?

— Ну да. Расскажи я матери о том, что брат со мной вытворяет, я же у нее виноватой и оказалась бы. Это уж точно.