Французские адмиралы того времени предпочитали ставить флагман в середину линии. Из соображений безопасности и удобства управления. Чтобы задние и передние суда быстрее и точнее читали флажные сигналы.

Та же самая логика, видимо, заставила некоторых динозавров — и не только динозавров — разместить мозги в заднице, вместо того чтобы разрастить кости черепа, а еще лучше — напялить стальную каску.

Баглир, как существо, всей сутью своей воплощающее прямо противоположные принципы, не мог не оставить такую практику безнаказанной. Поэтому, когда передовые корабли французов потянулись мимо пристрелянного траверза, он велел ждать. И только когда напротив первой из трехсот его пушек оказалась громадина под лилейно-белым флагом командующего эскадрой — в трубу даже название удалось рассмотреть: «Солей Руаяль», — Баглир вскочил на бруствер — черта ли теперь в маскировке — и, протянув указующий коготь в его сторону, приказал первому плутонгу палить. После чего прижал уши и для верности придавил пальцами.

Теперь, на суше, войны с Францией он не опасался. Точнее, полагал конфликт куда меньшим злом, чем недружественная эскадра в Мраморном море. Один раз небольшая необъявленная война уже случилась — во времена Анны Иоанновны. Тогда выяснилось, что ни флотом, ни армией великое королевство Польшу поддержать не в состоянии. Небольшой десант был сброшен в море русскими войсками. Теперь главным противником получался французский флот. Который в мире котировался куда ниже армии.

Кораблям, названным в честь деда царствовавшего тогда Людовика Пятнадцатого, не везло. Топили их в очередь, одного за другим, хотя французы строили несущие славное имя корабли на совесть, большими и крепкими. Но — не везло. Предыдущего короля-солнце отправил на дно погибший в Копенгагене английский адмирал Хок. Этот, новый, был совершенно монструозного размера. Очередная попытка создать стопушечник. И, как всякий стопушечник своей эпохи, «Солей Руаяль» оказался слаб в миделе. То есть — склонен к разламыванию пополам.

Что он и проделал всего после двух сотен попаданий, тогда как нормальные линкоры, бывало, держались на воде и после четырехсот, а иной испанец кадисской или гаванской стройки выдерживал больше тысячи. Потому, кстати, пираты их и предпочитали, взяв на абордаж, продать. Такой корабль обычно стоил дороже груза…

В первые же минуты боя французы остались без единого руководства. В сущности, они теперь могли спокойно отступить, поскольку неудачу можно было свалить на погибшего вместе со своим кораблем командующего. Однако командир арьергарда замешкался, и его корабли один за другим подставлялись под огонь батареи.