– Настоящая? И на кого же?

– У госпожи – богатая фантазия, – уклончиво отвечал он. – Всякое можно придумать.

Каггла перевела взгляд на букет роз.

– Именно об этом я и говорю! – мурлыкнул Пьеттро.

– Кофе, ванну и всё для работы! – властно распорядилась хозяйка, вскакивая с постели.

Утренняя лень и скука тотчас исчезли: новая идея захватила её без остатка, подобно тому, как огонь охватывает стог сухой травы.

Она отказалась завтракать в столовой, где Заяц собирался накрыть как обычно.

– Не нужно мне этих твоих церемоний! – отмахнулась она в ответ на возражения дворецкого.

Наскоро, обжигаясь, проглотила чашку кофе прямо на Кухне, и полетела в Западную башню, где под самой крышей устроила себе с недавних пор мастерскую. Холст и краски уже ожидали её, но стоило взять в руки кисть, как возбуждение тотчас угасло. Образы, роем теснившиеся в голове, разом куда-то исчезли.

– Что за напасть!.. – воскликнула она в сердцах, ломая кисти одну за другой. Промучившись ещё с час, но так и не притронувшись к холсту, она подскочила к окну и распахнула тяжёлые ставни. В лицо ударил морозный ветер. Она оперлась руками о подоконник, глубоко вдохнула…

– Настоящая охота… – раздался сзади тихий голос. – На настоящего зверя…

Она быстро обернулась, но в комнате кроме неё никого не было.

– Пьеттро?

Тишина…

Зябко потирая руки, она неуверенно вернулась к мольберту. Но комната была такая светлая, а за окном лежала такая красивая заснеженная равнина, что страх постепенно прошел.

Ею овладело странное чувство, будто кто-то другой водит её рукою – и она подчинилась, полностью отдавшись во власть давно забытого ощущения, которое раньше всегда охватывало её в такие минуты: реальный мир исчез, и она осталась один на один со своими фантазиями.

Чудовища, одно другого причудливее, рождались по мановению её кисти. Они заполнили почти весь холст, но она не останавливалась, забыв обо всём… Погрузившись в некий мистический транс, она не видела того, что рождало её воображение. Перед её внутренним взором проносились совсем другие видения: вот воины, закованные в латы, сходятся в кровавой сече, и горит земля у них под ногами, пылают леса и нивы… распятые в пыли мёртвые, растоптанные чужими конями… И огромный костёр – и пылающий старец, и другой – торжествующий, хохочущий, – о, какие страшные у него глаза!.. И голос: «Пусть сны твои станут явью!..»