– Может, там вовсе и нет твоей фотографии? С чего бы ей там быть? – улыбнулся вампир, мягко забирая вещь обратно. Он аккуратно убрал локет под рубашку, будто боялся, что кто-нибудь его увидит.
– Там все кого ты любишь, а значит, там есть и я, – нехорошие огоньки заискрились в глазах девушки, но в то же время некая мягкость отразилась на ее лице.
– Что, по-твоему, любовь измеряется подобным образом? – хитро спросил вампир.
– Любовь измеряется верностью и преданностью, ты же это знаешь, – ласково прошептала Шарлотт, поглаживая парня по щеке. Он покорно прильнул к ее ладони с невероятной нежностью.
– И никакие чары не подействуют, как ни старайся, – игриво проговорил Ян, – как посмел я позабыть столь изящное правило.
– У четырех стихий всегда шесть концов, – загадочно произнесла девушка.
– Прямо, как у твоего печенья, – ответил ей вампир.
Мур жадно наблюдая за этой парочкой, окончательно растерялся. Складывалось впечатление, что у этого вампира полно злобных двойников, которых детектив периодически встречал. В противном случае как еще можно объяснить такую резкую смену характера?
На этом вампир с ведьмой умолкли, и какое-то время сидели в тишине. Ян вновь, как тогда на чаепитие, прижался к Шарлотт и, обняв ее за колени, тревожно уставился в огонь, что отражался искорками в его глазах. Девушка же о чем-то глубоко задумалась, машинально перебирая его волосы.
Билли все сновал туда-сюда, заменяя Мелвина и выполняя разного рода прихоти. Роман Муру особо не нравился, ведь просто невозможно сосредоточиться на сюжете, когда перед твоим носом происходит нечто необъяснимое. От безысходности он раскрыл почитать другую, припрятанную книгу, что взял до этого с полки.
Вскоре Ян куда-то ушел, поцеловав на прощание Шарлотт в щеку. Детектива было все труднее убедить в том, что вампир боялся свою хозяйку. Да и хозяйка ли она ему? «Он умолял его спасти, но ему это было вовсе не нужно» – подумал сыщик, погрузившись вновь в свои мрачные мысли.
Неожиданно Элинор тихо и печально запела, тем самым прервав раздумья Лисца. Ее умиротворяющий, почти что скорбящий голос будто был частью необъяснимой тишины и покоя. Продолжая свое шитье, она с точной аккуратностью водила нитью, словно дирижировала сама себе и изредка бросала тяжелый взгляд в окно: