— Тогда будь готов: бремя Последнего Возлюбленного тяжело. Любовь даст тебе оружие, чтобы победить нелюдимцев. Но им может владеть лишь тот, чье сердце чисто. Если же оружие использует некто, подобный тебе — тот, кто балансирует на грани добра и зла, — это причинит ему боль. Десяток шагов к Алтарю покажутся тебе вечностью. Пыткой. — Фредерик понизил голос и зашептал: — Каждый шаг будет вырывать у тебя крик. Ты не сможешь ни дышать, не смотреть, ни думать — страшная, ужасающая боль пронзит те места в душе, которые и так болят. А у таких, как ты, они болят сильнее, чем у других. Эта боль, Теодор, может свести тебя с ума. Может даже убить.

Волна дрожи прокатилась по телу Теодора. Он вспомнил гробницы игроков, лежащие там каменные изваяния, костницу. «Неужели вы были столь наивны, что думали, будто Любовь сродни херувиму, который прилетает, рассыпая лепестки роз».

Ужас обуял его, прокатившись ледяной волной по венам, но, полный решимости, Теодор сжал кулаки.

— Хорошо.

— До встречи, Теодор Ливиану. Или же… прощай.

Фредерик Фармер отвернулся, напевая что-то под нос. Теодор дрожащими пальцами взялся за ручку. Потянул на себя и вошел.

Перед ним были ступени.

Он пересчитал.

Десять.

И там, наверху, на постаменте блестело что-то овальное.

Теодор тяжело вдохнул, поднял ногу, опустил ее на ступень и… в тот же миг взвыл от боли. Шрам на лице обдали огнем, будто кто вновь приложил раскаленные полосы. В голове раздались крики, ругань. Боль прокатилась по телу Теодора пылающей волной, он зашатался под напором, но выстоял.

«Вот о чем говорил Фармер! — Он скрипнул зубами. — Вот какова плата…»

И он, стиснув кулаки, сделал второй шаг.

Другую щеку пронзила боль, будто кто хлестнул плетью. Тео вскрикнул и поднял руку — на лице оказалась рана, которой прежде не было. Каждый шаг оставлял на его теле глубокий порез, вырывал дикий крик. Тео поднимался, тяжело дыша и думая лишь об одном: еще чуть-чуть. Ведь Кобзарь сказал правду: он не чудовище. Значит, его не сможет убить испытание. Он выстоит!

— Я не монстр, — твердил Теодор, делая пятый шаг. — Не монстр.

Шестая ступень. Воспоминания о Севере. Вновь — крик, Тео сгибается пополам. Живот будто хлестнули огнем, и слезы брызнули из его глаз. Еще шаг. Седьмой. Отец.

«Я по-прежнему человек».

Восьмой. Кажется, что над ступенями носится невидимый огненный хлыст — кто-то незримый ударяет по телу плетью, оставляя длинные рваные раны.

Но Теодор идет дальше.