Мне вспомнился серебряный гробик, который Мэтью носил на груди. Я потянулась к Библии.

– Марк 16; Псалмы 55; Второзаконие 32, стих 40, – отрапортовал Мэтью.

– Откуда ты знаешь, что именно я читаю? – Я повернулась на стуле.

– А ты губами шевелишь, – ответил он, не переставая печатать.

Я стиснула губы. Автор использовал все библейские сюжеты, укладывающиеся в алхимическую концепцию смерти и сотворения, перефразировал их и смешал в одну кучу. Я открыла черный с золотым крестом переплет. Евангелие от Марка, 16: 3. «И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?»

– Нашла? – спросил Мэтью.

– Нашла.

– Хорошо.

После паузы я спросила:

– А где найти стих про утреннюю звезду? – Языческое воспитание порой сильно затрудняло мою работу.

– Откровение 2, стих 28.

– Спасибо.

– Пожалуйста. – Приглушенный смешок.

Я снова углубилась в рукопись.

Проведя два часа над готическим шрифтом, я с большой охотой согласилась на перерыв. В награду Мэтью обещал рассказать, как познакомился с физиологом семнадцатого века Уильямом Гарвеем.

– История не из занимательных, – предупредил он.

– Для тебя, может, и так, но для историка науки? Только через тебя я и могу встретиться с человеком, открывшим, что сердце – это насос.

Солнца мы не видели с самого приезда в Сет-Тур, но нас это не угнетало. Мэтью стал гораздо спокойнее, я, как ни странно, тоже радовалась, что сбежала из Оксфорда. Угрозы Джиллиан, фотография родителей, даже Питер Нокс – все это с каждым часом отступало все дальше.

Мы вышли в сад. Мэтью оживленно рассказывал о своей текущей проблеме: то, что должно было присутствовать в чьем-то анализе крови, почему-то отсутствовало. Он рисовал в воздухе хромосому и показывал, где дефектный участок. Я кивала, не совсем понимая, почему это так важно. Продолжая рассказывать, Мэтью обнял меня за плечи.

За изгородью, у ворот, через которые вчера проезжали, прислонившись к стволу каштана, стоял мужчина в черном. Изящный, словно леопард, – явно вампир.