– Откуда могли взяться одновременно ожоги и растяжение? – Сара обращалась с ним как со студентом-первогодком на обходе больных.

– Это случается, когда тебя вверх ногами подвешивает колдунья-садистка, – ответила я, продолжая морщиться: Сара ощупывала лицо.

– Что с рукой? – будто не слыша, осведомилась она.

– Глубокий порез – пришлось наложить швы, – терпеливо ответил Мэтью.

– Что вы ей давали?

– Обезболивающее, диуретик против отеков, антибиотик широкого спектра. – В его голосе начинало сквозить раздражение.

– А торс почему забинтован? – спросила, прикусив губу, Эм.

Я почувствовала, что бледнею.

– Подождем с этим, Эм, – сказала Сара, испытующе посмотрев на меня. – Начнем с главного: кто это сделал, Диана?

– Колдунья по имени Сату Ярвинен. Шведка, наверно. – Я инстинктивно прикрыла руками грудь.

Мэтью отвлекся, чтобы подложить дров в огонь.

– Не шведка, финка. Очень сильная, но, когда я снова ее увижу, она пожалеет, что на свет родилась.

– После меня от нее не так много останется, – вставил Мэтью, – так что поспешите, если хотите ее застать. Я обычно с такими делами не затягиваю.

Сара взглянула на него по-новому, почувствовав в этих словах не просто угрозу, как у нее, но твердое обещание.

– Кто лечил Диану, помимо вас?

– Моя мать и Марта, ее экономка.

– Им известны хорошие старые зелья, но я могу чуть больше, – засучила рукава Сара.

– Рановато для колдовства. Вы уже пили кофе? – Мой взгляд молил Эм о помощи, но та сказала, сжав мою руку:

– Не спорь, детка. Чем скорей Сара закончит, тем скорей ты поправишься.

Сара уже шевелила губами; Мэтью следил за ней как завороженный. Она легонько прикоснулась к моей скуле. Кость прошило током, и трещина тут же срослась.