– Отец Хаббард, моя кровь – ваша, – произносил испуганный мужчина. – Я отдаю ее добровольно, чтобы вы узнали мое сердце и приняли меня в вашу семью.
Голос смолк. Через несколько секунд раздался крик боли. Я уловила пристальное ожидание, владевшее собравшимися.
– Джеймс, я принимаю твой дар и обещаю впредь оберегать тебя, как свое дитя, – послышался грубый голос. – За это ты будешь почитать меня, как своего отца. Приветствуй же своих братьев и сестер.
В воздухе стало шумно от приветствий. Даже сквозь одежду моя кожа почувствовала ледяное прикосновение.
– А ты запоздал, – снова послышался тот же голос, перекрывавший общий гул. У меня закололо затылок. – И вдобавок явился со всей свитой.
– Я не мог опоздать, ведь мы заранее не договаривались о встрече, – ответил Мэтью, сжимая мой локоть, поскольку меня буквально буравили десятки глаз и мне стало не по себе.
Послышались негромкие шаги. Передо мной появился высокий, худощавый мужчина. Я спокойно выдержала его взгляд, так как на собственном опыте убедилась: нет ничего хуже, чем показать вампиру, что тебе страшно. У него были крупные надбровные дуги и глубоко посаженные глаза. Их темно-серую радужную оболочку прочерчивали синие, зеленые и коричневые жилки.
Глаза вампира были единственной яркой частью его тела. В остальном оно поражало своей бледностью: светлые короткостриженые волосы, почти невидимые брови и ресницы, бледные широкие губы на чисто выбритом лице. Длинный черный плащ – нечто среднее между мантией ученого и сутаной священника – лишь подчеркивал его мертвенную бледность. В широких, чуть сгорбленных плечах Хаббарда безошибочно угадывалась сила, но в остальном передо мной был скелет, обтянутый кожей.
Его грубые, властные пальцы сжали мне подбородок, повернув мою голову вбок. В то же мгновение Мэтью сжал запястье Хаббарда.
Холодные глаза этого лондонского властелина прошлись по моей шее и, конечно же, заметили шрам. В кои-то веки я пожалела, что Франсуаза не прицепила к моему платью самый пышный кружевной воротник, какой смогла бы найти. Хаббард выдохнул. Ледяная струя пахла киноварью и еловой хвоей. Его губы сжались и сделались совсем белыми.
– А у нас сложность, господин Ройдон, – сказал Хаббард.
– И не одна, отец Хаббард. Во-первых, ты позволяешь себе лапать то, что принадлежит мне. Если ты немедленно не уберешь руки, я еще до рассвета разнесу твое логово в щепки. А потом случится то, что заставит всех без исключения жителей города – демонов, людей,