— Где ты была последние пять лет? — Потом махнула рукой: — А, глупый вопрос. Мы тут не из-за альтруизма, Лори. Куча лазаретов, лизунцы...

— Лизунцы?

— Пищевые станции. Все это комплекс мер, чтобы держать дикарей подальше от баррикад. Мы им кинем пару подачек, может, у них и пропадет желание прита­щить Бетагемот к нам домой.

Вполне разумно, с неохотой признала Кларк. И все же...

— Нет. Они не станут посылать самых лучших и са­мых умных просто сдерживать толпу.

— Вот именно.

— Да, но ты...

— А что я? Я что, по-твоему, самая лучшая и самая умная? — Уэллетт хлопнула себя по лбу. — Что, во имя всего живого, навело тебя на эту мысль?

— Я видела, как ты работаешь.

— Ты видела, как я получаю команды от машины и выполняю их, особо не лажая. Пара дней тренировки, и ты, по большей части, справишься не хуже.

— Така, я не об этом. Я видела, как работают врачи. Ты — совсем другое дело. Твое... —В голову сразу при­шло выражение, о котором Така уже говорила: «общение с пациентами». — Тебе не все равно, — закончила она фразу.

— Ох, — Така уставилась куда-то вперед. — Не путай сострадание с компетентностью. Это опасно.

Кларк внимательно посмотрела на нее:

— Опасно. Какое-то странное слово для такой темы.

— В моей профессии компетентность людей не уби­вает, — ответила Уэллетт. — А вот сострадание может.

— Ты кого-то убила?

— Трудно сказать. Вот в чем сущность некомпетент­ности. В отличие от умышленного вреда ее не так легко определить.

— И сколько? — спросила Кларк.

Уэллетт перевела взгляд на нее: