Светлый фон

— Очень недурная была девочка, — сказал Лафайет, — но стоило мне только на минуту отвернуться…

— Но, черт побери, какой смысл быть герцогом, если я не могу сделать по-своему?

Родольфо победоносно смотрел на Лафайета.

— Я прикажу чтобы ее вернули. Быстрый кавалерийский отряд нагонит ее за какую-нибудь пару часов, так что у меня едва хватит времени, чтобы охладить мое любимое вино и…

— Ах, Руди, — запротестовал Лафайет. — Преклонение, а не сила — разве ты забыл?

— Но ведь сила — это значительно быстрее.

— Неужели ты хочешь иметь забитую рабу, угрюмо подчиняющуюся всем твоим приказаниям, а не веселую, живую резвушку, восхищающуюся твоей галантностью и умом?

— Гмм. После того, как ты упомянул об этом, мне кажется, что раба — это куда практичнее.

— Ерунда, Руди. Ведь ты хочешь, чтобы этот лакомый кусочек, этот созревший плод упал прямо тебе в руки, верно? Поэтому вместо того, чтобы посылать потных солдат в латах, которые притащат ее обратно, визжащую и царапающуюся, ты должен отрядить особого посланника, который передаст ей твои пожелания с деликатностью, приличествующей столь важной миссии.

Лафайет икнул и опрокинул бутылку над стаканом.

— Черт возьми, сынок, ты, как всегда, прав. — Родольфо задумчиво нахмурился. — Но кому из всей этой коллекции кретинов и пьяниц, которые окружают меня, могу я доверить такое важное дело?

— Тебе нужен человек, доказавший свою пригодность, ум и хитрость. Не какой-нибудь мужлан, который продаст лошадь и автограф твоего письма, как только выйдет из ворот замка. Какой-нибудь рыцарь, находчивый, галантный, образованный…

— Какого письма?

— Того, которое ты напишешь, чтобы сказать ей о том, что ты поклоняешься ей издалека, — сказал О'Лири.

Он потряс пустую бутылку и перекинул ее через плечо.

— Великолепная мысль! — воскликнул Родольфо и снова ударил кулаком по подносу, так, что стаканы подпрыгнули. — Но… что я ей напишу?

Он задумчиво принялся грызть кольцо на левой руке.

— Честно говоря, мой мальчик…

— Зови меня просто Лафайет, Руди.

— Мне казалось, что тебя зовут Ланцелот, — сказал герцог. — Но это неважно. Честно говоря, как я уже упоминал, я никогда не умел писать. Всякие там цветистые послания…