Девушка бросилась ничком, потому что по колее в очередной раз пронеслось нечто похожее то ли на исполинскую суповую тарелку, то ли на раздавленного краба с человеческим лицом. Как только эта штука исчезла, Джинни встала и увидела перед собой кривое, блестящее зеленое лезвие, вонзившееся в грунт. Небольшая рукоятка придавала предмету вид разделочного ножа. Оружие? Почему его тут оставили? И кто?

Она решила не прикасаться к лезвию, не говоря уже о том, чтобы взять его в руку. А вдруг ловушка? Волосы на затылке вздыбились – что-то за ней следило. Она мигом обернулась и чуть не потеряла равновесие из-за головокружения, потому что горизонт навалился и…

И взгляд упал на незнакомую физиономию. Она встретила представителя древнего племени. Не было даже времени отвести глаза. «Самец», – пришло ей в голову.

Не живой. Не мертвый.

И не в одиночку. Сотни подобных существ брели по гребню, сползали в долину. Поток силуэтов, каждый из которых едва ли был ей по плечо… опутанные лохмотьями, что некогда представляли собой плотную одежду – доспехи? Красные, зеленые, синие латы, ныне поблекшие, изодранные в полоски, свисающие наподобие грязных бинтов.

Путепроходцы. В этом она была уверена. Их изможденные лица оплыли мягким воском, их глаза…

Она не могла заглянуть им в глаза – потерянные, пропавшие, переменившиеся. Они заливали долину муравьиным потоком, стремясь достичь чего-то в середине: какое-то строение, спрятанное фокусничающим светом, если только – да, так и есть, испуганно убедилась она – если только не повернуться вокруг себя дважды, уворачиваясь от прикосновения тех, кто скользил мимо нее…

После второго оборота – она увидела.

Из мелкого кратера по центру долины – неужели это строение действительно столь громадно, шириной и высотой в несколько миль? – вырастало нечто, напоминавшее громадный вычурный особняк, чуть ли не старинный замок, глянцевый и холодный, словно заиндевевшее зеленое стекло. С малейшим поворотом шеи, наклоном головы, смещением взгляда оно практически исчезало, не давая рассмотреть. И все же при определенном усилии воли вновь вплывало в фокус, открывая новые детали – и немыслимая колоссальность становилась все более очевидной.

Это, должно быть, город.

Линия блеклых пилигримов-неудачников напоминала вереницу муравьев, спешащих к воронке и городу на ее дне. Они сыпались внутрь чаши, где их поджидал монстр – хищник, муравьиный лев, – а кругом дыбились молчаливые статуи, будто кошмарная аудитория, застигнутая на пике надежды, на полушаге, замороженная в больное подобие камня.