Она зажмурилась, набираясь храбрости, рывком поднесла пистолет к виску и нажала на спусковой крючок. Прежде чем грянул выстрел, что-то схватило ее за кисть и больно вывернуло руку, уводя пистолетный ствол в сторону. Грохот выстрела острой болью резанул по барабанным перепонкам, и пистолет вырвали из руки.

– Ты что творишь?! – Варяг схватил ее за плечи и затряс. – Совсем крыша съехала?! Так и умереть недолго!

– А зачем жить? – Ингеборгу била крупная дрожь, и слезы против воли ручьем текли по ее лицу. – У меня не осталось ничего. Одиночество посреди чужого мира переросло в рабство в тесном медотсеке. Все вокруг чуждое, злобное и ненавистное. Единственное, ради чего я живу, это вы. Но вы умрете через год, и я ничего не могу с этим сделать. Я надеялась хотя бы этот год прожить, а не просуществовать… но вы мне не верите. Вы так и будете пинать меня, а буду смотреть, как вы медленно умираете, пока не останусь совсем одна и не сойду с ума от тоски. Я больше так не хочу. Я больше туда не вернусь. Отдайте мне пистолет.

– Ты хоть понимаешь, что он тебе не поможет? – бессильно вздохнул Порфирьев, глядя на нее наполненными болью глазами.

– Почему? – беззвучно рыдала Ингеборга.

– Потому что при выстреле в висок человек погибает из-за разрушения головного мозга, – Варяг вздохнул еще тяжелее. – А у тебя нет мозгов. Пуля ничего не заденет.

– Тогда просто уезжайте без меня, – ее взгляд потух. – Я остаюсь дома. Это все, что у меня осталось. Я больше не могу.

– Это какой-то тихий ужас, – обреченно покачал головой капитан. Он прижал ее к себе и коснулся губами залитой слезами щеки. – Что ты творишь, дуреха… Я же долго не проживу. Что мне с тобой теперь делать?

– Что угодно, только не бросайте одну, – она вцепилась в него так, словно всерьез собиралась не отпускать никогда. – Иначе я умру без всякого пистолета…

* * *

За толстым стеклом иллюминатора непроницаемым взгляду бесконечным потоком мчалась ночная пылевая муть, тускло освещаемая отсветами ходовых прожекторов. Колонна мчалась вслепую со скоростью под сто километров в час, пытаясь за время штиля наверстать расстояние, упущенное из-за сильного бурана. Разглядывать что-либо в таких условиях бесполезно, только лишний раз накручивать и без того взвинченную нервную систему. Овечкин нервно выдохнул и отвернулся от иллюминатора. За время существования недопилота не случилось ни одного столкновения, убогая автоматика исправно водила колонну туда-сюда по одному и тому же маршруту, но Антон так и не смог привыкнуть к абсолютному отсутствию видимости, облепившему стекла вездехода со всех сторон. Стоило взглянуть в закрытый мутью иллюминатор, как сознание начинало рисовать ужасные картины столкновения с неразличимым во тьме препятствием на бешеной скорости. Лучше было не смотреть.