Но из-за монотонной головной боли, лениво грызущей затылок, заснуть не удавалось, и взгляд поневоле попадал в тот или иной иллюминатор. Антон болезненно скривился. После того как Дилара пыталась его убить, он провел в медотсеке почти двадцать дней. Кости обеих кистей были сильно повреждены, остальные травмы, к счастью, оказались не столь серьезными. На голове и теле осталось несколько шрамов, Снегирёва обещала, что избавит его от них за месяц-два, но сам Антон подумывал о том, надо ли сводить их полностью. После выписки он неожиданно обнаружил, что шрамы придают его образу некий налет брутальности, производящий сильное впечатление на женщин. Тем более что никой головной боли тогда не было, она появилась уже здесь, в вездеходе, едва экспедиция отъехала от Центра на десяток километров.

С тех пор прошло уже пять часов, но болезненные ощущения не прекращаются, и нет никакой возможности принять медицинские препараты против головной боли. Потому что в носимом запасе скафандра их нет давным-давно, а походная аптечка, предназначенная для экспедиции, лежит сейчас в походном контейнере, на котором стоит ящик с тяжелым инструментом. И в такой давке разгребать все это абсолютно нереально. Антон, болезненно морщась, потер макушку о затыльник гермошлема. На короткое время это помогает, остальное он вытерпит. Теперь у него имеется полноценный скафандр высшей защиты, должность начальника ангара и собственный полулюкс на первом уровне. Есть, от чего получать мотивацию.

На должность начальника ангара он был назначен приказом Брилёва на третий день после нападения Дилары. Порфирьев пришел к нему в медотсек, коротко прорычал формальное соболезнование по поводу смерти сына и рассказал о приказе Начальника Центра. Антон в тот момент едва оправился от травм, скорбел по Давиду и такого поворота не ожидал. Варяг посмотрел на его перевязанные руки, спросил, может ли Овечкин работать умственно, и прямо заявил, что ждет его в офисе ЭК завтра, потому что тяжелые мысли легче переносятся, когда человек занят работой. Удрученный Антон не имел сил дискутировать и молча снес очередную бестактность неотесанного брутала. Ни на какую работу до окончания лечения он выходить не собирался, но через сутки за ним пришел посыльный от Порфирьева, и вступать в открытый конфликт с асоциальным мизантропом Антон не решился.

Тем более что Снегирёва фактически встала на сторону Порфирьева, заявив, что четыре часа в сутки Овечкин вполне может проводить на работе, если ничего не будет делать руками. Впрочем, другого от нее Антон не ждал. После смерти Давида он не питал иллюзий относительно ее компетентности. Хорошо еще, что она в состоянии лечить переломы и последствия употребления антирада, иначе количество трагедий было бы ужасным. Особенно в свете последних изменений в ее личной жизни. После того как Порфирьев привез ее обратно из поездки в семейный бункер, весь Центр вздохнул с гигантским облегчением. Оказалось, безмозглый брутал не взял с собой в поездку никого, кроме самой Снегирёвой. Типа, пожалел людей. О том, что произойдет с этими, а также всеми остальными людьми, если с единственным недо-врачом на четыре тысячи человек что-то случится, он, естественно, не подумал. Что Антона вообще не удивляет. В общем, когда из ангара сообщили, что Варяг увез Снегирёву один, без сопровождающих, которые могли бы оказать помощь в починке вездехода в случае поломки, все пришли в ужас. Ходят слухи, что Брилёв даже запретил сообщать об этом кому бы то ни было, но к тому моменту было уже поздно, и ему пришлось отменить приказ.