Широким жестом он сметает с верстака посуду и перегонный куб. Весело смеется стеклянное крошево, переплетаются цветастыми струйками реактивы.

— Что ж, подготовим нашим преследователям достойную встречу — и в путь, — старик быстро подходит к бывшей келье отца Жосара и зовет в темноту:

— Пора! Снова пора!

Глава 42, в которой есть и старые знакомые, и новые проблемы

Глава 42,

в которой есть и старые знакомые, и новые проблемы

Звуки скрутились в тугой жгут, замерли и исчезли. Лишь эхо последнего шумного выдоха тихим шепотом разбилось о поглотившую меня пустоту. Я был счастлив. Я не желал расставаться с этим скучным, серым ничем, где было спокойно, почва под ногами была не нужна, и всегда было ясно, что готовит грядущее — все тот же незыблемый серый абсолют. Я цеплялся за него всей душой, отдыхал, радовался, как едва перепеленатое дитя. Когда же с сосущим хрипом выдох превратился вдох, и его бледная тень всколыхнула мягкую серость, я в страхе заорал, завозился, не желая отпускать покой, но лишь скорее развеял теплое марево и с тоскливым стоном, быстро превратившимся в кашель, вернулся в жизнь.

Казалось, что обморок начался выдохом и кончился вдохом, но мир, похоже, жил иным временем. Я лежал на спине, глядел в звездное небо, а дождь противно щелкал по векам и губам. Одна капля угодила точнехонько в глаз, я отчаянно заморгал и перевернулся, немедленно угодив щекой в жесткое мочало бороды принца Тродда. Карлик свернулся трогательным калачиком подле меня, и, если можно было верить выражению его лица — вернее, отсутствию оного, куда успешнее цеплялся за серую незыблемость.

— Пр… ринц, — прохрипел я и вновь заперхал, едва не забрызгав горькой мокротой царственную особу. — Прос…

…И громко икнул, когда кто-то с силой вздернул меня на ноги. Карл с печальным лицом приложил палец к губам.

— Ну что ты творишь-то? — укоризненно прошипел он. — Разбудишь — и что с ним потом делать?

Голова постепенно теряла томную обморочную негу, и я мало-помалу возвращался к действительности. Цвергольд был прав — будить принца было рано.

— Твоя правда, — кивнул я и пошарил сначала взглядом, а потом и рукой по траве. Шляпа, едва вернувшись из стирки, снова приняла знакомый потрепанный вид. С силой ударив ей о ладонь, я расправил поля и водрузил влажный головной убор на подобающее место. Пошарил в карманах, понял, что сигареты остались в хидейковом особняке, и досадливо сплюнул очередной слизистый сгусток. Да чтоб им… Хотя после такого надругательства над легкими без сигарет оно, может, было и к лучшему.