— Я тут, значит, сидел, стерег Двуживущего…

— Стоял и охранял, — поправила его Фаталия.

— Ну да, сидел, стерег. А потом слышу — шебуршит что-то. Громко так, долго. Ну, там, в шалаше. Я, значит, говорю: «Эй!». Думаю, если Двуживущий проснулся, то он ответит, а если мышь там или крыса — то спугается, убежит… Не убежала, и он не ответил.

— Давай короче!

— Дык я короче! Я опять: «Эй!» А оно шебуршит и шебуршит, громче уже. Не выдержал я, заглянул. А там, значит, Двуживущий под одеялом шевелится, ворочается. Я его тронул, думал, может плохо ему… А одеяло и съехало! А там!.. — Чайлен дернул себя за бровь, вырвал несколько жестких волосков, похожих на короткую кабанью щетину, и удивленно на них уставился.

— Ну так что там? — спросила, хмурясь, Фаталия.

— Не знаю, — сказал Чайлен и пожал плечами. — Он там — другой… И он там — менялся…

— Как — другой? И что значит — менялся?

— Не знаю, — растерянно повторил Чайлен.

— Он как бы ворочался, — включился в разговор Лерик Оруженосец. — Но ни руками, ни ногами не шевелил. И сам не шевелился.

— Как это так?

— А вот так… А потом я увидел перстень у него на пальце. Большой такой, с драконьей головой.

— Ну и что?

— А то! Не было у него никого перстня, когда он спать ложился. Да и пальца этого не было.

— Как — не было?

— Точно говорю! Был он — человек человеком. А теперь кто? По семь пальцев у него на руках! Я сам видел!

Бойцы вновь зашумели.

— Оборотень! Как есть оборотень!

— Да нет же, не бывает таких оборотней!

— Много ты знаешь.