– Езжай к себе, там и командуй, – продолжала Елизавета. – Здесь мой дом! Мои правила! Не забывай, что ты здесь гость!

– Ты забываешься, дочь моя! – прорычал Айвен даже не сквозь зубы – сквозь ноздри, несмотря на то что это физически невозможно.

– Это ты забываешься, отец мой! – Старушке было не занимать напора. Видимо, отношения отцов и детей и тут не очень складывались, раз вместо семейных объятий вышел скандал. Я был на стороне Елизаветы, хотя правильнее будет сказать, что я против Айвена, и не важно, кто его оппонент. Старушка вызывала уважение. В ней чувствовался стальной стержень, на который она опиралась в противостоянии с отцом.

В результате продолжительного препирательства установился странный паритет, когда ни одна, ни другая сторона не смогла добиться желаемого результата: Айвен не мог заставить подчиниться дочь, строптивица же не могла выгнать зарвавшегося предка или как-нибудь ему отомстить. Я решил, что самое время подлить масла в огонь.

– Госпожа Елизавета, – с почтением в голосе произнес я. Все обитатели комнаты обернулись в мою сторону, словно не ожидали, что кто-то добровольно сунется в семейные разборки. Каторианец даже жевать перестал и удивленно дернул ухом в мою сторону.

– Мне кажется, это принадлежит вам, – произнес я, убедившись, что полностью завладел вниманием обитателей комнаты. Это был мой звездный час. На открытой ладони поблескивало кольцо, предусмотрительно изъятое в сокровищнице Леклёр.

– Ах ты, ворье! – Айвен в очередной раз подтвердил, что не зря носит звание главного боевика паладинов. Несмотря на разделяющее нас расстояние, кровать, Елизавету на ней, он вновь превратился в молнию, силясь меня достать, но так и застыл восковым изваянием на полпути. Хотя сейчас он скорее напоминал муху в силовой паутине. Только роль паутины выполняли синие энергетические лучи, удерживаемые Елизаветой и статуями, расставленными, как оказалось, не только для эстетического удовольствия, в каждом углу комнаты. Арчибальд присвистнул, отдавая должное реакции старушки. Такую бы реакцию всем мужчинам, глядишь, и внебрачных детей бы не было.

– Кто бы говорил, отец! – Елизавета неодобрительно покачала головой и повернулась ко мне. – Мой юный друг, вы меня несказанно радуете. Едва ли здесь найдется персона, готовая поспорить со мной о принадлежности сего сокровища! Но попробовать я не запрещаю.

Последние слова Елизавета адресовала Арчибальду, впервые обозначив, что приняла в расчет его присутствие и участие в этом деле. Каторианец лишь развел лапами, что он, дескать, вообще здесь только из-за своей театромании. Удовлетворившись реакцией каторианца, Елизавета нетерпеливо поманила меня рукой.