– Арчиба-а-а-а-а-альд! – все тем же тяжелым и вызывающим вибрацию голосом протянул он. С кончиков пальцев рванули темные молнии, взрывая стену там, где еще мгновение назад был Арчибальд. Это очко осталось за моим оперативным наставником, сработавшим на опережение.

– Люмпен, дружище! Какими судьбами? – В голосе оказавшегося у противоположной стены каторианца не было и намека на дружелюбность, зато напряжения в избытке. Вновь темные молнии, и вновь паладин испарился, чтобы съехидничать в другом месте.

– Блоха-а-а. Такая же-е-е юркая блоха-а-а. Живи пока-а-а, мне нужна пища-а-а и рабы, – с печальным вздохом проскрипел некромант и переключился на Айвена. Люмпен даже повернулся к каторианцу спиной, показывая, что серьезным противником того не считал. Действительно, хвостатый паладин перестал прыгать, застыл, наблюдая, как некромант, тяжело дыша, словно собираясь с силами, обходит парализованного Айвена. С пальцев монстра сорвались темные нити и окутали сплошным коконом тьмы золотоносного паладина. Тьма с шипением впиталась в него, и блеск золота погас, чтобы покрыться матовой тьмой. Одновременно исчезли силовые линии, удерживающие паладина. Айвен был свободен.

Ударив себя в грудь рукой, Айвен выпрямился по стойке «смирно» перед некромантом. Зрачок вместе с белком его глаз почернел, превратился в непроницаемую пленку и потерял подвижность. Бывший паладин теперь взирал на мир мертвым немигающим взглядом через призму приказов своего нового властелина.

– Непло-о-о-хо, – сам себя похвалил некромант, оценивая готового раба. – Уйди-и-и в угол.

Айвен механической походкой направился в ближайший угол и застыл спиной к нам. Некромант перешел к следующей жертве. Мне жаль было Софи и ее несбывшуюся мечту, но себя мне было жаль еще больше, ибо после дамы в очереди на аудиенцию был я.

– Приспеш-ш-шница-а-а. Пища-а-а.

Я сглотнул, когда Софи оторвалась от стены, ведомая легким движением кисти некроманта, и начала гореть прямо в воздухе. Монстр очистил сознание дамы от оцепенения, в котором она находилась с момента нашего с Арчибальдом появления, чтобы несчастная лучше понимала происходящее. Комната заполнилась криком боли и страдания. Одежда на Софи сгорела почти мгновенно, явив почерневшую и вспучившуюся пузырями плоть, но пламя и не думало угасать. Кожа трескалась, выпуская ненадолго сукровицу, чтобы очередной всполох огня запек ее сверху ужасной коркой. Когда то, что еще недавно было Софи Леклёр, стало распадаться в воздухе, я победил неподвижность и закрыл глаза. Не знаю, смогу ли я хоть когда-нибудь без содрогания смотреть на жареное мясо, но в тот момент я точно был готов пополнить армию веганов, если доведется выжить.