Но нет — каким-то чудом я оказался по ту сторону, хотя от собственного вопля аж в ушах заложило. А еще — от осознания, что я горю. В буквальном смысле. Остатки липкого зелья со стены попали мне на штаны и сапоги, въелись в них и полыхали прямо на мне. Но заветный финиш маячил уже всего в нескольких метрах.

Ох, какими же бесконечно долгими мне показались эти последние секунды! И, даже грохнув камень на плиту, будто футболист, отчеканивший «тач-даун», и услышав победный грохот гонга, я не мог поверить, что мне все же удалось. Я обернулся, ожидая увидеть стремительно настигающего меня Ханумана.

Но… Позади меня никого не было.

Это меня так ошарашило, что я продолжал стоять, пока возбужденно галдящие вокруг меня Псы суетились, сбивая с меня пламя плащами и швыряя в меня горсти песка. Кто-то за это время умудрился притащить в шлеме воды из озера (ну, либо держал наготове), и выплеснул её на меня, после чего я зашипел и начал исходить паром, будто раскаленная сковорода.

— Зелья лечебные давайте! — орал кто-то из девчонок, кажется, Ката. — Быстрее! У него весь живот в волдырях!

— Мангуст, держись!

— Больно?

Отдельные возгласы тонули в общем радостно-возбужденном гвалте. Кто-то, не обращая внимания на мои ожоги, хлопал меня по плечам и по спине, поздравлял, кричал что-то ободряющее. Я же не сводил взгляда с нашей огненной полосы препятствий и даже временами отмахивался от слишком уж назойливых помощников. Огонь на мне затушили, ожоги сильные, но не смертельные. Чего суетиться-то? Нашли время!

Хануман появился нескоро, минуты через две, когда огонь уже заметно ослаб, а местами и вовсе еле горел. Через последнюю стену он не перепрыгнул — обошел сбоку. Шел медленно, сгорбившись и немного прихрамывая. Его густая рыжая шерсть и золоченые одежды были сплошь в уродливых проплешинах и испачканы сажей. Но шерсть отрастала буквально на глазах — свежая, блестящая, шелковистая. Одежда тоже чудесным образом восстанавливалась. Когда он поравнялся со мной, это был прежний Хануман, во всей своей красе. Лишь снова горделиво выпрямить спину ему стоило явных усилий.

— Ты ударил в больное место, безволосый, — глухо проговорил он.

«По твоему самолюбию?» — хотелось ответить мне. Но я сдержался. Сам себя не узнаю. Потроллить побежденного противника, окончательно утвердившись в своем превосходстве — это же как вишенка на торте. Однако у меня не было никакого желания издеваться. Даже, пожалуй, было немного стыдно. Я ведь сжульничал. Не будь на маршруте огня — я наверняка бы проиграл, несмотря на все свои навыки из реального мира.