— СЮДА ЕЁ НАХУЙ! — заорал я на Кстарн, и та испугано вытолкнула Элизи ко мне прямо в руки.

Я схватил её за грудки и без проблем поднял над собой. Хорошенько встряхнул её тушку, словно это могло помочь узнать мне истину.

— КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО, ТВОЮ МАТЬ! ТЫ ДОЛЖНА БЫЛА ЗНАТЬ ВСЁ ЭТО! ТЫ ОДНА ИЗ ТЕХ, КТО СОСТАВЛЯЛ ПЛАН!!! — Я тряс плачущую Элизи, словно тряпичную куклу, у которой подрезали нитки. — ОТВЕЧАЙ МНЕ!!! КАК ОНИ МОГЛИ НЕ ДОЙТИ, КОГДА ОБ ЭТОМ ЗНАЛИ ТОЛЬКО ВЫ!?!?!?

В этот момент кто-то схватил меня сзади и попытался оттащит подальше от Элизи, но я со всей дури ударил затылком назад. Развернулся и что было сил пнул напавшего на меня со спины ногой прямо в грудь ещё до того, как понял, кого пинаю.

Констанция с разбитым лицом и сильной вмятиной на нагруднике отлетела, врезалась в деревянный стол, сломав и опрокинув его. Но быстро поднялась и вновь бросилась ко мне.

Получила в лицо с локтя, когда я увернулся от её захвата, и упала, больше не двигаясь.

И ориентируясь по лёгкому движению, я поймал вторую фигуру, подняв её спокойно над землёй одной рукой. Я не чувствовал тяжести, я чувствовал бешенство. Я хочу убить. Убить здесь всех. Всех, кто причастен к этому. Кто-то предал меня! Я вырежу всех в округе! Я хочу убивать!

Убивать, рвать, кромсать, ломать, жрать всех…

Эви дёргалась в моей руке, пытаясь разжать её, но я чувствовал какое-то успокоение, видя, как она задыхается и умирает, чувствуя её жизнь.

А что, если она виновата?! Что если эта мёртвая дрянь всех подставила?! Я могу убить её, убить её полностью…

— Остановитесь! — писклявый раздражающий голос резанул мне по мозгам. — Мэйн, очнитесь! Мэйн!

Я искал этот источник шума, чтоб уебать и размазать по земле, раз и навсегда заткнув его.

— Мэйн! Пожалуйста, хватит! Господин Мэйн!

И этот мерзопакостный шум вцепился в меня. Обнял, словно тем самым хотел остановить меня. Меня! Я убью её нахуй.

Но когда я поднял кулак, чтоб вбить в сраный ебальник пищащей мелочи, что разъебать её хлебало в говно, то увидел перед собой широко раскрытые чёрные глаза. Чернющие бездонные глаза, в которые словно можно было провалиться.

Они, сверкая в свете свечей, блестели слезами и смотрели на меня. Большие, испуганные, зашуганные и милые. Милые настолько, что хотелось выдавить их нахуй к чёртовой матери.

Но они были печальными. Печальными, словно сами глаза видели много боли, отчего стали такими. Им было больно, словно их уже давят. Давят, как давит меня собственная ненависть.

Потому что больно не глазам. Больно…

Мне…

— Пожалуйста, пожалуйста, не надо, — её тонкий маленький голосок пищал. Пищал испуганно, вторя тревоге этих чёрных бездонных глаз. — Господин Мэйн, прошу вас, не надо. Успокойтесь! Мы не хотим вам зла, умоляю вас, мы хотим помочь! Мы друзья вам. Прошу, не надо! Не делаете больно нам, потому что легче вам не станет. Вам станет только больнее!