Глава одиннадцатая Все дары мира

Глава одиннадцатая

Все дары мира

I

— Что он умел лучше всего?

— Обижать.

— Ваш учитель? Дон Леон?

— Да.

— Странно. Я ожидала услышать что-то другое. Выпады, стойки. Защиты. Уколы. Специальные термины. Но обижать? Объяснитесь, прошу вас.

— Это будет трудно, госпожа Ульпия.

— Эрлия. Просто Эрлия.

— Хорошо, донна Эрлия.

— Тогда уж донья Эрлия. Я не замужем.

— Повторюсь, донья Эрлия: лучше всего маэстро Дильгоа умел обижать. Я имею в виду — обижать нас, учеников. С посторонними людьми он вел себя безукоризненно. Многие пытались перенять его манеры, и я в том числе — тщетно. Таким надо родиться…

Веранда была просторной и светлой. Здесь чудесно размещался стол, троица плетеных кресел и еще один столик — круглый, маленький, с широкой вазой. Дважды в день слуги меняли фрукты в вазе на свежие. Еще они приносили новую прохладную бутылку вина и забирали старую, даже если бутыль оставалась целомудренно запечатанной, как девственница. Диего так и не сумел привыкнуть к комфорту, удобствам, к личным апартаментам. Простор заставлял нервничать, молчаливая забота слуг тревожила. Когда же маэстро объяснили, что для смены полотенец их надо без лишних церемоний швырять на мокрый пол в ванной… За номер, размещенный на южной стороне первого этажа, с видом на горы, платил спонсор команды. Все попытки уговорить мар Дахана перевести скромного Диего Пераля в номер попроще — желательно, общий, с двумя-тремя соседями — провалились. В гостинице, как выяснилось, гостям не предлагали общих номеров — только персональные.

Это ад, вздохнул Диего. Все дары мира — мертвецу.

— Вернемся к обидам, дон Диего. Я надеюсь, вы уточните вашу мысль?

— В объяснениях, а также в демонстрациях, маэстро предпочитал точность и краткость. Но случается, что ученик забредает в тупик. Повтор за повтором, и ничего не выходит. Если это длилось в течение разумного срока, дон Леон старался не подходить к такому ученику. Давал время разобраться самостоятельно. Если дело затягивалось… В один малопрекрасный день, проходя мимо, он бросал два-три слова, и ты понимал, что уж лучше бы он проткнул тебя рапирой насквозь. Вы даже не представляете, донья Эрлия, как это было обидно! Не оскорбительно, нет — обидно, и некого винить, кроме себя самого.