Отчаянно дребезжа надтреснутым медным колоколом, подкатила бочка-водовозка. Пожарные взялись за ручную помпу. От ближайшего колодца выстроилась цепочка — передавали друг другу полные ведра, возвращали назад пустые. Якатль трудился рядом: Диего принимал ведра с водой у женщины с растрепанными волосами, в платье, испачканном сажей и кирпичной пылью, и передавал их астланину. В десяти шагах, прямо на земле, перевязывали раненых.

— Сеньор Пераль? Дон Диего?!

Фонарь слепил глаза, мешал рассмотреть незнакомца.

— Так точно, — мастер-сержант Пераль принял очередное ведро.

— Капитан Барраха. Кастурийский пехотный, командир второй роты. Вспомнили?

Человек поднял фонарь выше, отвел в сторону, давая рассмотреть свое лицо. Все верно, капитан Барраха. После войны встречались в Эскалоне, на отцовском спектакле. Барраха говорил, что он — завзятый театрал.

Это не имело значения.

— Так точно, сеньор капитан. Я вас помню.

— Какими судьбами? Давно здесь?

— Только что прибыл, — Диего отправил ведро дальше.

Фонарь в руке капитана качнулся, и Барраха потрясенно охнул:

— Донья Энкарна? А врали, будто вы…

Диего глянул поверх ведра.

— Ястреб, — сказала Карни. — Что же ты плачешь, мой ястреб?

— А ты? — спросил маэстро.

Карни пожала плечами:

— Мне можно. Я — женщина…

Диего принял у нее очередное ведро, передал Якатлю.

— Дома, — сказала Карни. — Мы дома.

— Да, — согласился маэстро. — Мы дома.