— Адрес? — спросил Крисп.

— Да, — отрапортовал Веник.

— Жена?

— Нет.

— Живет один?

— Да.

— Охрана?

— Нет.

— Слуги?

— Кухарка, — буркнула Швабра. — Всё.

Веник всегда рапортовал. При этом он, как правило, обходился двумя словами: да и нет. Крисп поначалу развлекался, ставя Венику вопросы, на которые кровь из носу требовался развернутый ответ. И всегда проигрывал — Веник с честью выходил из ситуации, не погрешив против собственных правил.

Швабра вечно бурчала.

— Дыра, — с чувством сказал Крисп, глядя в окно. — Помойка.

Из окна открывался вид на помпилианский квартал Эскалоны. Вид мало чем отличался от тысячи ему подобных видов на Октуберане или Квинтилисе, если не жить в роскошных гостиницах-небоскребах, а селиться в бюджетных отелях рабочих жилмассивов. В сравнении с Эскалоной, погруженной во мрак, кое-где прореженный мерцанием уличных фонарей, масляных и — о чудо! — газовых, квартал помпилианцев сиял огнями. Дыра, молча повторил Крисп, имея в виду Эскалону. Он поймал себя на том, что не воспринимает квартал, где жили его сорасцы, как часть окружающего варварства. Казалось, Великая Помпилия проросла сквозь грязь и дикость, высунула наружу кончики щупальцев — везде особняком, всегда отдельно.

— Он уже дома?

— Нет, — отрапортовал Веник.

— В театре, — уточнила Швабра. — Вернется заполночь.

— Такой длинный спектакль?

— Спектакль закончился. Пьет он, с актерами.