Молчат, сволочи… Все меня бросили!
Я снова оглянулся. Фолки не двигался… тут мой взгляд упал на измазанную кровью пентаграмму в углу. Моя бывшая темница.
Значит, будем импровизировать. Белиар сам подсказал, я не виноват.
— Магия, значит, моего мира…
Я судорожно полез под нагрудник, вытянул свиток, и кое-как развернул его. Так, так… Неудобно одной рукой…
Понятно, рисунок несложный, моих талантов хватит.
Я нагнулся, прижал носом съезжающийся лист. Подняв копьё, я положил его древком на свиток, а потом ослабил ремень, стягивающий обрубок.
В выемку полилась кровь, и я сразу же стянул ремень. В голове качнулась слабость.
Нет. Живём! Я сегодня последний в очереди на смерть.
Мне было и противно, и больно, и просто ужасно на душе… Но страшнее всего было то, что я ощущал в глубине безразличие. Так бывает, когда ты уже не знаешь, что предпринять, и действуешь из отчаяния.
Я поднял голову, глядя в потолок. Вы там хотели моё отчаяние?
Макнув в красные чернила, пальцем стал выводить на алтаре пентаграмму.
И тут же в уши ударил глубокий, наполненный силой голос:
— А, проснулись, — со злорадством прорычал я, — Где были, когда я звал?
Для великого Неба этот голос был слишком эмоциональным. Значит, боитесь? Что, нарушил ваши планы?
Мой палец продолжал вычерчивать.