— Мам, а морковка твоя взошла? — хитровато спросил Герман.

Она остановилась, поглядела пристально.

— Только-только начала… Значит, и это мне не привиделось?.. Я уж решила, от тоски мне грезится. Потом отца крикнула. Он прибежал, рассказываю — не верит. Даже он не верит, а отец наш, человек чуткий… Потом твои следы нашел у изгороди. На одном ботинке подошвы нет, протектора. Так поверил… С кем прилетал-то?

— С Агнессой, мама… С той самой журналисткой из газеты, На самом деле она не журналистка…

— Так я и подумала… Что же не объявились по-настоящему, не зашли?

— Напугать боялись. А потом… я и сам не верил. Как будто сон, как будто не со мной все происходит. — Шабанов усадил мать на скамейку. — Это хорошо, что ты видела и все помнишь. Здесь я не хочу никого убеждать… Мы поедем в Пикулино! Мы поедем и ты все подтвердишь.

— Что я должна подтвердить-то, сынок? И перед кем?.. Вот, и сам не знаешь. Посмеются над тобой, и надо мной заодно. Сам говоришь, не верят… И чем больше станешь доказывать, тем громче смеяться будут и пальцами показывать. Ты попробуй-ка наоборот, никому ни слова. И посмотришь, сами потянутся, тихонько выпытывать будут, интересоваться. Потому что самая черствая человеческая душа всегда ищет чуда и радости…

На следующий день Шабанов провожал родителей в аэропорту и через час сам улетал в Пикулино на попутном военном транспортнике. Отец уезжал в невеселом настроении, ворчал, ругался, но никак не хотел говорить причины. Лишь много позже Герман узнал, что Харин принял его за «лоха» и попытался «кинуть» с КАМАЗами. Договор был почти готов, оставалось подписать, однако зам по тылу никак не хотел показывать технику, стоящую где-то на военных складах. И тогда отец сам через какого-то прапорщика забрался в них и увидел, что от грузовиков остались одни рамы и прицепы с бочками. Все остальное давно было продано по частям. Но батя почему-то об этом помалкивал и лишь часто повторял одну фразу:

— Нет, придется учить итальянский, а то говорят, там мафия не хуже нашей.

Мать поддакивала ему, тихо улыбалась Герману и держалась за его руку до самой двери спецконтроля.

— Приеду — посылку соберу, — напомнила она. — Чтоб не тосковал по детству.

Они уже прошли проверку и влились в толпу пассажиров, когда отец вдруг пошел назад, пробиваясь сквозь встречный поток, объяснил что-то милиционеру и вырвался наружу.

— Я ведь совсем забыл тебе сказать! — зашептал торопливо. — Всю дорогу помнил, а тут сбили с толку, так и вылетело… К нам тут одна журналистка приходила, с матерью про тебя разговаривали.