Он тряхнул головой, отгоняя видение. Да, было, было такое дело… С летальным исходом для четверых.
Тогда оно было в разгаре, испытание личинки бога властью.
И вновь всплыло в памяти – так отчетливо, как будто на экране кино…
Сердце немедленно отозвалось глухой, сосущей болью. Алексей прижал его ладонью. Не надо было дуть такой крепкий кофе… а впрочем, обманывать себя тоже не надо. Кофе тут с самого боку.
Накапав в стопку корвалол, Чекалов одним махом проглотил пахнущую эфиром жидкость. Вот так… и нечего скалить зубы. Потому как эта боль не поддается обычному «я так хочу!» Это напоминание – бывают в мире дела и поступки, которые невозможно исправить, и можно лишь попытаться искупить.
Да, та весна было последней, когда люди еще не ощутили дыхания будущего. Когда можно было спокойно взирать на горе ближнего своего… а уж дальнего своего и подавно. Бомжей в ту весну хоронили за счет бюджета, и в целях повышения рентабельности похоронного бизнеса их зарывали в траншеях, укладывая подобно черепице. А вместо памятников втыкали колышки. Некоторые колышки имели фамилии-инициалы, некоторые просто номера, под коими безвестные покойники числились в морге… Вероятно, тот, прежний Чекалов вряд ли нашел бы нужный колышек… только вот он уже не был прежним.
Сейчас там уже стоял нормальный памятник, из белого полированного мрамора. С фамилией и даже фотографией.
Сколько их, этих памятников уже за плечами Алексея Чекалова?
Он не спеша помыл посуду, вошел в комнату. Да что же это… ну когда она уже появится, наконец?