Кеннисон предостерегающе поднял руку и кивнул в сторону общего рабочего зала, где пил кофе и болтал с секретаршами полицейский.

— Завтра все снова будет по-старому, Алан. Вот завтра и расспросите меня о моих планах. Пруденс тоже выясняла кое-что по моему поручению. Она отнюдь не сидела сложа руки.

Отнюдь. Больше того, подумал Кеннисон, она проявляет изрядную энергию. С тех пор как он вернулся после свидания с Мелоуном, они с Пруденс «совещались» почти каждый вечер, и это уже начало ему приедаться. Пусть она и хороша собой, — Кеннисон нередко ловил себя на том, что снова и снова об этом задумывается в свободные минуты, — но исполнять ее желания становится все труднее. Может быть, эта игра в «заблудившуюся девочку» стала чересчур прозрачной, потеряла прелесть новизны и поэтому уже не так его волнует?

Он вздохнул и посмотрел на часы. Вот-вот Она опять позвонит и начнет его домогаться. Эта женщина не знает меры.

— Так вот, Алан, всему свое время. Всему свое время. А пока уже пять ноль-ноль. Не пора заняться ежедневной охотой на вирусов?

Зажужжал зуммер внутреннего телефона. Кеннисон поднял трубку.

— Да?

— Дэнни? — услышал он испуганный голос. — У меня беда. Приходи сюда поскорее, пожалуйста!

Кеннисон прикрыл трубку рукой.

— Это все, Алан, — сказал он подчеркнуто ровно. Служащие должны помнить, кто начальник. — И закройте за собой дверь, когда выйдете.

Оставшись один, Кеннисон убрал руку и сказал в трубку:

— Послушай…

— Дэнни, пожалуйста! Обещаю, что больше никогда не буду тебя просить! Тут совсем другое. Ты мне нужен!

В ее голосе слышались слезы.

— Дорогая моя, — промурлыкал он, — у тебя слишком пресная жизнь.

Он задумался над собственными словами. Может быть, какая-нибудь новая игра… Пруденс не может жить без своих жалких игр, как наркоман не может без «колес». Фантазия у нее, как выгребная яма. Каждый раз, уходя от нее, Кеннисон чувствовал себя так, словно окунулся в грязь. Он тер себя жесткой губкой под душем до тех пор, пока кожа не начинала гореть.

Так почему тогда он непременно идет к ней? Может быть, слишком уж бережет ее чувства? У него всегда был чересчур мягкий характер. Она хнычет, начинает упрашивать и в конце концов склоняет его принять участие в этих нелепых играх. Но ведь нельзя обижать ближнего, верно? С его стороны было бы жестоко отказать в удовлетворении ее потребностей. Тем более что она на его стороне; К тому же Кеннисон считал, что немного поразвлечься невредно. Делу время, потехе час.

— Хорошо, скоро буду. — Он положил трубку прежде, чем она успела пролепетать слова благодарности. Потом встал, поправил брюки, немного съехавшие на сторону, и направился к секретному лифту в туалетной комнате. Noblesse oblige [51]. Он вздохнул. Кто сказал, что так легко быть начальником?