– Два молодых здоровых тела, – перебил он. – Почему не кто-то из нас?
– Напарываетесь на комплимент, майстер инквизитор, – укоризненно вздохнул тот. – Ну, что же, вас можно понять – тщеславие, оно зародилось задолго до человечества, еще в душе самого Создателя… Не могу – вот вам ответ. Вы удовлетворены?
– Почему?
– Ведь вам уже говорили – и не раз – насколько вы устойчивы к воздействиям извне, если я верно истолковываю тот хаос, что царит в голове вашего сослуживца?..
– Эксперт по хаосу, – отметил Курт с кривой, неискренней улыбкой; тот тихо рассмеялся, кивнув:
– Да, вижу, вам известно несколько больше, нежели обыкновенно знают ваши собратья. Полагаю, большинству из них и понятие-то это знакомо лишь в смысле лексико-аллегорическом.
– Ты отстал от жизни, Крюгер, – отозвался Курт мстительно. – Лет на сто.
– Одно осталось неизменным – фанатики на службе Инквизиции, – возразил тот. – Каковым вы, несомненно, и являетесь, как верно заметил ваш растерянный друг; вот еще причина, по которой «не вы». Вот только он не меньший фанатик; он этого не признает, он над этим не задумывается, однако это так. Что хмуритесь, господин помощник следователя? – чуть повысил голос он, обратив взгляд к замершему в молчании Бруно. – Никакого иного имени вашей слепой вере дать нельзя. Вы продолжаете сохранять эту нелогичную привязанность к Богу, отнявшему жизнь у двух невиннейших созданий; не о том ли вы думали, сидя над смертным одром жены и сына? Не закралось ли сомнение в вашу душу – сомнение во всем том, что вы слышали, что вам проповедовали, что вы читали?.. Душа этого человека подобных искушений не вынесла, не стерпела мысли о том, что тот, кому он служит, отнял у него самое дорогое; отчего же ваша душа устояла? Быть может, оттого, что вы не видели воочию опровержения догм вашей Церкви, живым воплощением которого я и являюсь?
– Довольно! – оборвал Курт резко, шагнув на всякий случай в сторону, чтобы видеть обоих; Ланц вновь перекривился в незнакомой усмешке, кивнув:
– Да, теперь вы должны сказать «не слушай его»; так вы сохраняете свое положение, господа из Инквизиции – простым «не слушай». Не смотри… не думай… Вы полагаете, что здесь есть чем гордиться, господин Хоффмайер? На первый взгляд – да, ведь ваше слепое упование не позволило мне проникнуть в ваш разум, однако стоит ли одно другого? Стены тюрьмы не пропустят к вам никого извне, однако и вы за этими стенами столь же не свободны…
– Довольно, – повторил Курт, и тот изогнул бровь в наигранном удивлении:
– Отчего же? Ведь вам предоставляется уникальный случай, майстер инквизитор – допрос, на котором еретик и малефик говорит сам, откровенно и ничего от вас не утаивая, искренне и полно отвечая на каждый вопрос… А их у вас уйма, убежден. Задайте любой – и я отвечу. Вообразите только, сколько всего мне известно; у вас не идет голова кругом, майстер инквизитор, при мысли о том, что я мог бы дать вам, какое знание вы могли бы обрести с моей помощью? На вашем месте я бы недолго размышлял – что может быть ценнее знания?