– Как боевой скребок! – рассмеялась Кафша.

– Тогда скажу тебе еще несколько слов, – Трап сглотнул вязкую слюну, точно такую же, какой наполнялся его рот перед каждым боем. – О том, что сметут нас – говорить не буду. Сама знаешь, значит, на что-то другое рассчитываешь. Не с твоей командой в бой идти. Тоже, подобрала отряд – певун, трясун да обдолбанная. И я – псих – до кучи. Маловато четырех недоносков против Армика. Но есть ведь еще одно. Предположим, что отобьемся мы.

– Ну? – сдвинула брови Кафша.

– Жизни нам в Порту не будет, – перебросил из руки в руку пешню Трап. – Армик не простит тебе, нам, не простит. Ни уведенных монет, ни балкера, ни еще чего-то – неуважения не простит. Перебьет нас по одному или кучей, неважно как. Но обязательно перебьет. Вместе с твоим регистратором и правилами Порта. Так что можно делать ставки, успеем ли мы дойти после душа до ближайшего бара. Да что там, мы ведь и до душа дойти не успеем.

– Пусть это тебя не волнует, – сузила взгляд Кафша. – Или ты чистым умереть хочешь?

– Можно и умереть, – неожиданно хмыкнул Трап. – Но только после душа вместе с тобой.

– Дорого ценишь, – отчего-то поскучнела Кафша. – Хотя, отчего не помыться? В душе я еще не била никого. Но продолжай. На разговоры у тебя есть еще пять минут. Что еще думаешь о моей идее?

– Перейти дорогу Армику? – уточнил Трап.

– Да, – она не сводила с него глаз.

– Подраться с ним ради самой драки? – он не мог поверить.

– При необходимости, – отчеканила Кафша. – Ты уже бился с ним?

– Ты или дура, – Трап с усмешкой выдержал холодный взгляд Кафши, – или хочешь сместить Армика и занять его место. Впрочем, последнее равно первому.

– Ну, почему же сразу дура? – почти обиделась Кафша. – А если я… из полиции?

– Нет, – рассмеялся Трап. – Если и из полиции, то не из портовой. Я их там всех знаю. И тех, кто мнит себя секретными, тоже знаю. Порт, конечно, большой муравейник, но не безразмерный. Затеряться трудно. Ты не из полиции. Полиция с Армиком в друзьях. С ладони у него ест. Как думаешь, отчего ему все с рук сходит? Знаешь?

– Знаю, – шевельнула губами Кафша.

– Так скажи, – шагнул ближе к старшей Трап. – Чтобы сомнений не осталось.

– Дурь, – медленно проговорила Кафша.

Сквозь зубы процедила. Так, что слова вплавились в башку. И не только в башку Трапа. Напарники слышали каждое слово старшей. Диалог был диалогом только для него. С чего бы еще их силуэты застыли безжизненными тенями под колпаком? И Будалла, и Динак, и Шака слышали все.

Они были с Кафшей как две сестры. Как черное и белое. Как огонь и лед. Разобраться бы еще – кто из них лед, кто огонь. Каждая могла и искрами осыпать, и приморозить намертво. Но Шака была черной. Однозначно черной. Тем более черной, что под черными волосами отливала мелом белая кожа. И улыбалась Шака редко. Вместо улыбки ее губы гораздо чаще складывались в презрительную усмешку. Или в оскал мелкого, замученного, отчаявшегося зверька. Отчаявшегося, но зубастого. И уж если она улыбалась, то следовало ждать беды. Трап видел улыбку Шаки всего однажды, когда после очередной смены и душа команда Кафши завалила в заведеньице на втором пирсе. Точнее – часть команды. Публика там собиралась не благородных кровей, зато кормили славно. Отставной старпом, разглядев хмельным взором бледную рожицу, шагнул вперед и прихватил Шаку за грудь. Кафша задержалась в диспетчерской, Будалла и Динак приотстали, Трап и Шака должны были заказать еду. Трап, оглянувшись, уже шагнул назад, чтобы срубить хмельного здоровяка, но улыбка Шаки остановила. Добрая улыбка, если бы не строгие черты лица, не болезненная красота бледной южанки, Трап даже подумал бы, что перед ним Кафша. Но это была Шака. Она остановила улыбкой Трапа и вцепилась в кисть старпома зубами. Он взвыл мгновенно. Двое его приятелей, снеся стол со снедью, метнулись к девке, но Шака выплюнула почти откушенный большой палец наглеца, оттолкнула скулящее тело и зарычала, оскалив зубы. И приятели остекленели. Да что говорить, Трап и сам оторопел. Вот уж не думал, что может окаменеть от рыка тщедушной девчонки.