Он шмыгает носом и утирается.

— А ты… ты знала о мечах? О Вуртье? О Городе Клинков?

— Нет, не знала. Я считала, что в форте Тинадеши не все ладно, что там процветают коррупция и нарушаются законы. Но я даже предположить не могла, что все это выльется вот в… это.

— В таком случае я должен спросить… Зачем ты послала туда Мулагеш?

— Зачем? Что ты хочешь этим сказать — зачем?

— Я хочу сказать… Я ведь хорошо знаю тебя, Шара. Затевая игру, ты никогда не рассчитываешь на короткую партию. Ты всегда действуешь с прицелом на будущее. Так почему Мулагеш? Зачем тебе посылать в Вуртьястан генерала на пенсии, если речь идет о простой коррупции?

Шара глубоко вздыхает:

— Хорошо. Если тебе действительно нужно знать… Ты, конечно, в курсе, что мне еще недолго оставаться на этом посту?

— Странно было бы, если бы я не знал.

— Так вот. — Она прочищает горло и поправляет очки. — Партия, которая рвется к власти, придет туда на волне антиконтинентских настроений. Им не нравятся ни моя политика в отношении Континента, ни мои программы. Они хотят их свернуть. Если они выиграют выборы, гавань окажется под угрозой. Они урежут финансирование. Помощь Континенту тоже перестанет поступать. В общем и целом Сайпур будет посылать на Континент оружие и солдат, которые из него целятся. А все остальные программы они свернут.

— Да… но какое отношение к этому всему имеет Мулагеш?

Прежде чем Шара успевает ответить, за спиной ее раздается какой-то шум, и из-за занавесей доносится:

— Мамуля?..

Шара застывает на месте. А потом оборачивается к кровати, и между занавесями просовывается круглое личико. Это континентская девочка, ей лет пять, не больше, и она сонно моргает и трет глаза.

— Что ты делаешь?

— Ш-ш-ш-ш, милая, — говорит Шара. — Ничего. Я просто сама с собой разговариваю. Засыпай.

— Ты разговариваешь с тем зеркалом. — И девочка смотрит на Сигруда и хмурится. — Ты разговариваешь с тем дядей в зеркале.

Она надувает губки и протягивает к Шаре руки.

Шара вздыхает, протягивает руки в ответ, и девочка прыгает к ней в объятия. Судя по Шариному лицу, та уже довольно тяжеленькая. Потом она кладет Шаре головку на плечо и оборачивается к Сигруду. Взгляд у нее несколько озадаченный.

— Она ведь сказала… она тебя мамой назвала? — спрашивает ошеломленный Сигруд.