В конце концов они останавливаются перед массивными парадными дверями. Сигруд пытается распахнуть дверцу машины, но внезапно Чоска оказывается рядом, открывает ее со скромной улыбкой, а потом вытаскивает из задней части автомобиля огромный кофр. Чоска катит его на колесиках ко входу в особняк и открывает двери. Тати шмыгает внутрь, и Сигруд неспешно следует за ней.
Он осторожно входит в вестибюль, который так же огромен и величественен, как в его воспоминаниях: люстра из больших пластин хрусталя, два громадных камина и сотни газовых рожков, которые сейчас не горят.
Он пристально глядит на один из каминов и вспоминает, как таращился в огонь, пил вино и думал о времени, проведенном в Слондхейме. «Но Слондхейм, — думает он теперь, — оказался лишь малой неприятностью по сравнению с последующими годами…»
— Потрясающе! — восклицает Тати, озираясь по сторонам.
— Ты все время это повторяешь, — замечает Сигруд.
— Ну, потому что это и впрямь потрясающе.
— Ты жила в особняке, — говорит Сигруд. — Не понимаю, чем этот тебя так сильно потряс.
— Вы двое совсем не умеете веселиться, — заявляет Тати. — Что ни увидите, на все глядите хмуро.
— Мы не в отпуске.
— Тебе не пришлось застрять в мамином особняке на годы, — говорит Тати. Она подходит к главной лестнице, вздернув нос. — Обойдусь тем, что мне доступно. Я иду искать библиотеку, чтобы прочитать что-нибудь достойное впервые за несколько месяцев!
Сигруд смотрит, как она поднимается, и сердито качает головой.
— Будем снисходительны к молодости, — раздается у него за спиной голос Ивонны.
Он поворачивается и видит ее на пороге особняка.
— Стоит ли?
— Ну… так будет вежливо. — Она тяжело вздыхает и входит в парадную дверь. — Шара мне об этом рассказала — матушке Мулагеш пришлось с таким столкнуться, и ее солдатам. «Боевое эхо», так она это называла.
— Да, — подтверждает Сигруд.
— Когда кажется, что все по-прежнему происходит, — говорит Ивонна. — Как будто ты все еще там, и все продолжается. — Она оглядывается вокруг. — И теперь я на самом деле здесь. Ты когда-нибудь испытывал такое эхо?
— Не от Мирградской битвы, — отвечает Сигруд.
Она снова вздыхает.
— Ваши шпионские дела — ужасная куча дерьма, если позволишь мне сказать.