Дело у панны Ошуйской и без того имелось – она собирала бутылочки от духов. И может, кто-нибудь – человек, несомненно, черствый, как муж, - сочтет это дело глупостью, но разве может быть иное, более подходящее для благородной дамы занятие?

Вторым увлечением, которое супруг вовсе уж не одобрял, был «Охальник».

Там-то, по твердому убеждению панны Ошуйской, писали правду и одну лишь правду, тогда как прочие газеты, притворяясь серьезными, скрывали от простого народа истинное положение дел. Да и писали-то презабавно, с немалою душой. И раз так, чего уж кривиться?

А вестники всякие…

Они для людей зачерствелых. Прагматичных.

- Душа болит, - ручка затекла, и панна Ошуйская поменяла левую на правую. Поерзала, укладываясь с большим изяществом. И кликнула горничную. – Брунька, неси компрессу…

Компрессы с ароматическим уксусом должны были свидетельствовать о глубоком страдании, но муж, сволочь этакая, вместо того, чтобы газетенку свою отбросить и пасть на колени пред супругою, взять трепещущую длань его в свои руки и голосом, срывающимся от волнения, говорить всякие славные слова, лишь выше газетенку поднял.

- Брунька! – крик панны Ошуйской разнесся по дому. – Поди прочь…

И девка убралась.

Она, за пять лет службы, попривыкла к капризам боярыни и относилась к ним с воистину философским спокойствием. Благо, пан Ошуйский сие ценил и платил соответственно. Немного полежав, панна Ошуйская все ж изволила подняться: позы изящественные требовали, как выяснилось, немалого телесного напряжения. Оглядевшись – в гостиной было тепло и уютно – она нашла новый повод для волнения. Кот, некогда подаренный ею подругой как породистый, но выросший самым обыкновенным, разве что необыкновенных размеров, вновь куда-то подевался. Будучи скотиною на редкость ленивой, меланхоличного складу характеру – что весьма роднило его с паном Ошуйским – кот холодные дни предпочитал проводить у камина. А ныне бархатная подушечка, на которой он леживал с видом, преисполненным презрения к прочим обитателям дома, была пуста.

- Барсик, - ласково позвала панна Ошуйская, чувствуя в душе зарождающуюся тревогу. – Кис-кис…

На «кис-кис», следовало заметить, Барсик отзывался крайне редко и неохотно.

- Барсик… дорогой, не видел Барсика?

- Нет, - откликнулся ее супруг, не соизволивши оторваться от газеты.

- Он пропал, - плаксиво заметила панна Ошуйская, ибо тревога в душе разрасталась и разрасталась, грозя обернуться ночными волнениями и бездной страданий, в которую панна Ошуйская, говоря по правде, нырнула б с немалым наслаждением.