Сегодня у нас в армии больше высших офицеров, чем было во время Второй мировой. Соотношение количества офицеров к военнослужащим рядового или сержантского состава в два с лишним раза больше, чем в боеспособных армиях прошлого. Но офицер не успевает пробыть со своими подчиненными достаточно долго, чтобы сделаться для них командиром, – он просто-напросто менеджер, не лидер.
В заключение профессор Габриэль пишет: «Самый важный пункт – необходимость вернуть призыв».
Не соглашусь.
И не из моральных соображений. Забудьте о том, что я когда-либо высказывался против солдат-рабов; представьте меня в виде эдакого кровожадного старика, готового абсолютно на все ради победы.
Возвращение призыва нас не спасет, даже если мы внедрим все предлагаемые профессором Габриэлем изменения, чтобы сделать этот призыв «честным».
Как всем известно, мы перескочили из огня да в полымя: переход на контрактную армию вместо создания боеспособной профессиональной армии – это и есть полымя. А профессор Габриэль призывает нас прыгнуть обратно в огонь, но с некоторыми улучшениями – национальная лотерея и никаких отсрочек в принципе[116].
Ничего не имею против политики равных шансов… но вот почему я думаю, что предложение профессора Габриэля не сработает.
Лотерея, даже самая честная, не заставит человека добровольно пойти в атаку на дот почти без надежды выжить. Такого рода готовность черпает силы из эмоционального источника. Невозможно вытянуть в лотерее дух войскового единства и патриотизм.
Воинская повинность (среди свободных людей) работает лишь тогда, когда она не нужна. Я застал две мировые войны, и в обоих случаях мы прибегали к призыву… но в обоих случаях это делалось для того, чтобы исправить ситуацию с численностью военнослужащих, а не для того, чтобы заставить людей сражаться. Обе войны пользовались популярностью.
Потом у нас было еще две не-войны – в Корее и Вьетнаме – в «мирное время» и с участием призывников. И обе эти невойны обернулись позорной катастрофой.
У меня нет элегантного решения для этой проблемы. Если американцы потеряли желание сражаться и умирать за родину, этого призывом в армию не исправишь. Если такое эмоциональное состояние не изменится (а как его изменить, я не знаю), мы обречены на поражение, несмотря ни на какие разработки в области оружия. Это может произойти разом, или мы будем скатываться постепенно в течение долгих лет – десяти, двадцати, тридцати. Но результат тут один. Если каким-то образом не восстановится прежний дух нашей страны, это будет означать последнюю стадию упадка, конец нашей истории.