Под «ним» подразумевался Виллар; Дженни слышала его фамилию, но не разобрала ее.
Дженни знала подобных людей. Нельзя из нелегального самогонщика на черном рынке стать ключевым игроком «Виски Уинтера», посещая задушевные обеды с почтенными аристократами. И это была не первая холодная, грязная темница, в которой довелось сидеть Дженни. Люди вроде Виллара были подлыми, непредсказуемыми, опасными – и, увы, многочисленными. Ее отец когда-то был таким же. Ей нравилось думать, будто она успокоила демонов, которых высвободила смерть его жены. Однако Дженни понимала, что
Дженни по-прежнему не знала, где находится, не могла определить даже, сколько времени здесь провела. Более двух недель, но менее трех – так она полагала. Поначалу она не считала дни. Думала, что умрет, и эта мысль полностью заполняла ее сознание. Потом ей пришлось заново оценить ситуацию.
За все это время Дженни почти ничего не узнала о своей тюрьме. Даже не выяснила, что это за место. Выщербленный камень покрывали лишайник и плющ, что наводило на мысль, что она за главными воротами. После приезда в город Дженни мало что видела, кроме поместья и Купеческого района. Откуда ей знать, может, некоторые кварталы Рошели располагались в лесу? Или это был разрушенный квартал, в каком она до сих пор не бывала. Но в ее крошечном мирке царила непривычная тишина. Ни грохота экипажей, ни криков зазывал, ни стука молотков, ни детского плача – только птичье пение. Дженни не знала ни одного района своего нового города – или любого города, – где было бы так тихо. Более того, она ни разу не слышала колоколов Гром-галимуса.