– Плачет?

Милиционер кивнул.

Введенский ускорил шаг вслед за ним. Он ничего не понимал.

Человек сидел на скамье за решёткой, на руках его блестели наручники. Высокий, белобрысый, с сильно загорелым лицом и квадратной челюстью, в потасканной чёрной рубашке и грязных военных штанах.

Увидев Введенского, он поднял лицо. В глазах блестели слёзы.

– Пожалуйста! – закричал он. – Мне очень надо домой, я… я не понимаю как…

– Молчать! – рявкнул Введенский и сам удивился своему голосу. – Снимите с него отпечатки пальцев.

– Я ничего не понимаю, – сказал белобрысый и снова заплакал.

Дверь камеры открыли, белобрысого потащили к столу, чтобы снять отпечатки. Охримчук уже приготовил чёрную краску и бумагу.

Когда пальцы белобрысого прикладывали к чёрной краске, а потом к бумаге, он дрожал, всхлипывал и с надеждой смотрел на Введенского.

Сняв отпечатки, Охримчук быстро выдвинул ящик стола, достал папку с делом, нашёл бумагу с отпечатками, взятыми с места убийства, положил рядом два листа, взял в руки лупу.

– Дайте гляну, – с нетерпением сказал Введенский, заглядывая через плечо Охримчука.

Все отпечатки совпадали.

Охримчук и Введенский переглянулись, посмотрели на белобрысого. Тот по-прежнему дрожал, всхлипывал и осматривался по сторонам.

– Всё, урод, – холодно сказал Введенский, глядя в глаза белобрысого. – Ты приехал. Сюда-то зачем припёрся? Совсем страх потерял?

– Я хотел, чтобы мне помогли, – тихо сказал белобрысый. – Помогите, пожалуйста.

Придуривается, подумал Введенский.

– Я хочу допросить его, – сказал он Охримчуку. – С глазу на глаз, в комнате для допросов.

Охримчук кивнул.

– Ваше право. Поговорите с ним. Потом я. Отведите.