Но Арбогаст, вцепившись ему в волосы, закинул его голову назад и нагнулся.

– Мёртвая плоть. Ты не должен завершить свой путь, как она. Не должен, если только ты умён.

Как много вертелось у Финниана на языке: оскорбления, угрозы – но что это теперь изменит? Он ещё раз попытался ударить Арбогаста, в ответ агент заломил ему руку за спину и пихнул вперёд, так что Финниан лбом уткнулся в тело Саммербель.

– Мне очень жаль, мой мальчик, но тебе придётся покинуть свою мёртвую подружку и отправиться со мной.

– Никогда! – выпалил Финниан со стоном.

– Не думаю, что у тебя есть выбор. Мы вместе пойдём туда, где ты мне обстоятельно изложишь всё, что знаешь о потомках рода Розенкрейцев. А там поглядим, чего стоит твоя жизнь и готова ли Изида ради неё рисковать своей.

Финниан посмотрел на лицо Саммербель. Дождевая вода собиралась в уголках её глаз и струйками стекала по бледным щекам. Её рот был полуоткрыт, как будто в момент кончины она хотела что-то сказать. Одежда перепачкана. Светлые волосы слиплись от влаги. Книги врут, когда пишут, что мёртвый человек выглядит так, словно спит. Саммербель совсем не походила на спящую. Это было тело с чертами лица, хотя и искажёнными от падения, но всё ещё миловидными и печальными, как у потерянной в грязи куклы.

Финниан напрягся, силясь стряхнуть с затылка железные клещи Арбогаста, но агент это предвидел. Удар пришёлся Финниану в висок, а последнее, что мелькнуло перед его глазами, было мокрое бледное лицо Саммербель. Её застывшие губы. Капелька крови на прекрасной белой шее.

Глава восемнадцатая

Глава восемнадцатая

– Юль, – обратилась Фурия к маленькой блондинке, – если Рашель с Фейтом вернутся домой, где они появятся? В библиотеке? В своих комнатах? Где хранят они свои книги для прыжков?

– В библиотеке. Они часто пользуются старыми карманными брошюрами, в библиотеке даже специально для этого отведена полка с двойными экземплярами.

Девочка стояла в своём беленьком платьице, как керамический ангелок со сломанными крылышками. Неужели Фурия в одиннадцать лет тоже была такой крошечной и хрупкой? Тогда она жила только книгами, своими библиотечными открытиями и историями, новыми каждый день.

В последний раз она напрягла свои органы чувств, прощупывая библиомантическую ауру девочки, и снова не обнаружила ничего подозрительного.

– И для чего баронессе чтица? – спросила Кэт, в либрополисском гетто взявшая за правило никому не доверять, и уж тем более не тем, у кого такой невинный вид.

– Она почти слепая, – объяснила Юль. – И старая.

– Библиомантка, которая не может больше читать? – Казалось, эта мысль переполнила Кэт злорадством. – Может, нам следует пару годков повременить и весь этот цирк вокруг Академии рассосётся сам собой?