– Форнакс не может больше сжигать книги: он сам признался. После пожара в Александрийской библиотеке он не способен причинить вред бумаге.

– Но дереву-то может! – возразила петушиная книга. – Я уж не говорю о том, что будет, если горящий корабль рухнет прямо в лес и спалит всё убежище целиком!

– Оказывается, твой маленький друг – трусишка, – заметил корабль, – однако в данном случае он, вероятнее всего, прав.

Джим спросил:

– Ты можешь его выпустить?

– У меня чернила стынут в жилах! – завопила петушиная книга. – Меня что тут, вообще никто не слышит?

– Не чернила, – ответила Фурия, – а типографская краска.

– Это была метафора!

– Я погасил пламя на нижней палубе до того, как оно успело натворить бед, – продолжал корабль. – Но я не уверен, что огненное существо – подходящий для меня пассажир и тем более страж.

Фурия потрясла шар:

– Думаю, он будет благодарен тому, кто выпустит его из этой штуки.

Действительно, в недрах шара раздалось ворчание, а затем звуки, отдалённо напоминавшие кряканье.

Фурия вопросительно поглядела на Джима.

– Не смотри так на меня, – сказал он, сдержанно улыбаясь. – Петушиная книга сегодня говорит вполне благоразумные вещи.

– Ха! – вскричала петушиная книга. – У этого юноши острый ум. Острее, чем у многих присутствующих.

– Однако, – продолжал Джим, – я думаю, что решение о том, выпускать ли Форнакса или нет, тебе следует принять самой. Ведь это ты библиомантка.