Пип вздохнул:

– Пойду-ка помогу ему…

Фурия и Джим смотрели ему вслед, пока Кирисс продолжал с интересом обшаривать взглядом комнату.

– Тиберий действительно недооценивал своего отца! – потрясённо пробормотал он.

– Да, но нам-то это сейчас не поможет, – ответила Фурия. – И не вернёт нам Кэт и Финниана.

Петушиная книга ободряюще ткнулась клювом в ладонь Фурии:

– Кэт, конечно, была мерзкой охотницей за такими, как я, но… она изменилась, ничего не скажешь. Наверняка она делает всё возможное, чтобы спасти себя и мальчика.

– Она сидит в камере. Что она там может сделать!.. – вздохнула девочка.

Петушиная книга понизила голос:

– Она хитрюга. Уж она найдёт какой-нибудь способ разобраться с этой отвратительной Рашель Химмель. И кто знает, может быть, и со своим отцом.

Глава девятая

Глава девятая

Когда выстрел отшвырнул тело её отца на дверь камеры, Кэт осталась сидеть на краю койки, по-прежнему вытянув вперёд руку с оружием.

Она ожидала, что в ней вскипит водоворот чувств: вина, ужас, сожаление, – однако ничего подобного не произошло. Мысли её текли медленно, словно пузырьки воздуха, поднимающиеся к поверхности океана через тёмные и холодные глубоководные сферы.

Она чуть не дала ему уйти. Но Марш не был готов выполнить даже её последнего желания – дать ей возможность ещё раз поговорить с Рашель и вымолить помилование для Финниана. Отец до последнего ускользал от ответственности за исполнение смертного приговора, однако в тот момент он взял эту ответственность на себя. В эти секунды жизнь Финниана была в его руках. И он ответил «нет».

Каковы бы ни были чувства, которые Кэт когда-то испытывала к отцу, от них не осталось и следа. Она не ощущала гнева, когда спустила курок револьвера. Ни гнева, ни разочарования, ни даже грусти. Только неотвратимую решимость.

Отец отказался хотя бы рассмотреть возможность спасти Финниана. А теперь он лежал уткнувшись лицом в пол – чужой человек в сером костюме, с дыркой в спине размером с мелкую монету. На двери алело единственное кровавое пятно от выстрела, от него к порогу стекала тонкая красная струйка не шире книжной закладки-ляссе́. Пуля пробила его тело навылет и оставила в двери вмятину, одну из многих, украшавших её, которые были оставлены заключёнными за долгие годы.

Взгляд Кэт фиксировал незначительные детали: положение пальцев его правой руки – как будто они пытались сложить загадочный знак; задравшаяся левая брючина, обнажившая щиколотку; редкие волосы на затылке. Странно, она только сейчас заметила, что он начал лысеть. На туфле развязался шнурок.