– Слишком мал для Либрополиса? – удивилась Кэт. – Мне едва исполнилось тринадцать, когда я попала туда. И я была одна.

– Я не это имею в виду. – Изида откинула назад волосы, намокшие под дождём. – Он говорит, что ему кажется, что время пришло. Он утверждает, что в Либрополисе его ждёт его сердечная книга.

Глава двадцать четвёртая

Глава двадцать четвёртая

Старый Римский мост вонял гарью, когда Пасьянс, Пип и Кэт шагали через него. Каменные перила местами почернели, большинство газовых фонарей вышло из строя, и кое-где рабочие возились, подновляя каменную кладку. Несмотря на эти многочисленные следы пожара, с трудом можно было поверить, что здесь неделю назад бушевало пламя.

Надвратную башню со стороны Лондона охраняли гвардейцы, но входные закладки, предъявленные тремя посетителями, они удостоили лишь беглого взгляда. В немногих витринах, расположенных на мосту и переживших бегство и преследование Ментаны, висели объявления, триумфально возвещавшие окончание полуторавековой распри между семействами Химмелей и Розенкрейцев. Никто из прохожих не останавливался, чтобы прочесть то, что было написано под заголовком мелкими буквами.

Оказавшись в Либрополисе, трое гостей нос к носу столкнулись с демонстрантами – библиомантами и экслибрами, с транспарантами в руках протестовавшими против вмешательства Академии в дела города. Двое полицейских наблюдали за ними, однако не вмешивались в происходящее.

Попав наконец в лабиринт улочек Либрополиса, Кэт и Пасьянс предоставили Пипу самому выбирать дорогу. В фахверковых[14] домиках, верхние этажи которых нависали над нижними, царила оживлённая суматоха: в каждом находилась либо книжная лавка, либо антикварный магазин. Из открытых дверей и окон сочился книжный аромат. Мальчик приходил всё в большее возбуждение и ускорял шаги, словно охотничья собака, взявшая след. Пасьянс пробормотал что-то похожее на «самое время отведать пирожков… или, на худой конец, печенья».

На глаза друзьям часто попадались плакаты с красовавшимися на них требованиями увеличить участие жителей в делах управления. На некоторых застеклённых стендах висели статьи, критиковавшие решения муниципалитета Либрополиса, а в какой-то момент их остановил кентавр, раздававший листовки под присмотром трёх полицейских. Кэт взяла одну. На ней красовалась карикатура на Рашель Химмель – глава Академии, наморщив лоб и вооружившись словарём, продирается через толстый роман, который едва удерживают её тоненькие ручки. Краем глаза Кэт заметила, что стражи порядка, надзиравшие за кентавром, тоже заглядывают в листовку и ухмыляются. Тот, что помоложе, сложил бумажку и засунул в карман своей чёрной форменной шинели, прежде чем отправиться дальше.