Махит вспомнила Двенадцать Азалию, и он по-прежнему оставался в мыслях, когда карта пропала. Еще долгие секунды, потерявшись в памяти и коннотациях, она осмысляла, что видит в храме теперь.
Император держал обнаженный нож – кинжал из какого-то темного светящегося материала, прозрачно-серый по острым краям. Он скинул балахон; тот лежал у его ног. Все кости на виду, даже сквозь легкие штаны и рубаху: все истощение от недуга разоблачено для камер. Восемь Антидот прижал руку к губам – детский жест испуга; Девятнадцать Тесло что-то говорила – Махит уловила только окончание, обрывок «милорд, я… не надо…»
Шесть Путь говорил:
– Тейкскалаану требуется верная, твердая рука – рука, удостоенная звездами, подготовленный язык, кулак, что хватает солнечный свет. Пред лицом того, что мы вскоре потерпим, я – служивший вам с тех пор, как познал, что значит служба, – я освящаю сей храм и грядущую войну.
– Он правда это сделает, – сказала Три Саргасс, голос слишком реальный, слишком громкий и слишком непосредственный, рядом с Махит на диване. – Ни один император… уже многие
– Я нарекаю своим наследником и полководцем на сохранительной войне эзуазуаката Девятнадцать Тесло, – сказал Шесть Путь, – действующую от имени ребенка с моими генами, Восемь Антидота, до его совершеннолетия.
Махит только успела подумать: «Что я привела в действие», – и почувствовать нахлынувшую судорогу скорби: своей, Три Саргасс,
Император сделал два шага назад, в центр приподнятого алтаря.
– Я приношу свою кровь в жертву за нас, – сказал он в неудержимой трансляции каждому тейкскалаанцу в каждой провинции, на каждой планете в тейкскалаанском космосе. –
Ее слова. Слова Махит и Три Саргасс, стихи, которыми они призвали себе помощь, – стихи, которые пели на улицах…
Шесть Путь поднял кинжал, сквозь него блеснуло солнце – и вновь опустил. Два быстрых пореза, высоко на внутренней стороне бедер: бедренные артерии забили красными фонтанами. Столько крови. И все же посреди потока – еще два пореза: от запястья до локтя и второй раз – с другой стороны.
Нож зазвенел по металлическому полу храма солнца.
Умер он быстро.
В опустившейся тишине Махит осознала: она так сжимает руку Три Саргасс, что ногти впились в ее ладонь. Единственный звук во всей вселенной, казалось, исходил от них двоих – дыхание. Искандр в разуме стал огромной и пустой бездной триумфа и траура. Она отвернулась от него. Она смотрела в никуда.
На экране: Девятнадцать Тесло, вся в красном, в залитом до неузнаваемости костюме, подняла нож.