Полстены перед ними занимала огромная голопроекция – единственная еще рабочая. Там появились императорская печать и флаг, с наложенным таймером – сорок восемь минут до того, как император заговорит со своим народом. На тридцати семи минутах слуги, не считая охранника у двери, разом пропали – огромный механизм поднялся и приземлился где-то в другом месте. Махит сыграла свою роль. Раскрыла все свои секреты. Ей не оставалось больше ничего, только ждать.

Три Саргасс поставила пустую чашку на пол. Тридцать пять минут. Тишина была мягкой, как бархат. Махит не могла ее вынести.

– Как, по-твоему, чем они заняты? – спросила она, лишь бы услышать хоть что-то, кроме собственного дыхания – или дыхания асекреты, легкого и учащенного.

Три Саргасс сглотнула, приложила два пальца к переносице, словно сдерживала слезы.

– Ну, наверное, ищут Восемь Виток, – сказала она, и голос у нее был вовсе не ровным – Махит обернулась, взглянула с нескрываемой тревогой. – Для явной демонстрации императорской власти все должны стоять вместе…

– Три Саргасс, ты в порядке?

– Зараза, – сказала та. – Нет, не в порядке, но просто надеялась, может, ты и не заметишь?

Они были одни. Гвардеец охранял дверь, отвернувшись, – немое и неподвижное присутствие. Они выпали из времени, из неумолимого поступательного хода событий. Махит протянула руку – с ужасом осознавая, что этот жест принадлежит не ей, даже не Искандру, а императору, – и взяла Три Саргасс за щеку.

– Я заметила, – сказала она.

То, что Три Саргасс расплакалась, не застигло врасплох, но было ужасно; Махит чувствовала себя виноватой, будто асекрета в конце концов надломилась из-за нее. Будто она слишком сильно постучала по скорлупе и та растрескалась, державшаяся лишь на внутренних оболочках.

– Ну, – сказала она, – ну, всё… – всё не было хорошо, и она бы так не сказала. Вместо этого, подчиняясь инстинкту и накатившей заботе – ощущению, словно ее черепной нерв мастерски щипнули, и теперь он вибрировал, – она притянула Три Саргасс в объятия. Та прильнула охотно; ее легкий вес лег на плечо Махит, лицо прижалось к ключице. Рубашка промокла от горячих слез.

Махит нежно гладила по волосам, все еще распущенным из привычной косы. Мир по-прежнему кружился, кружился и кружился – отсчет на тридцати двух минутах, – и она не могла и вообразить, на каком гнетущем дне сейчас оказалась Три Саргасс, когда-то, в квартире Двенадцать Азалии, готовая расплакаться от одного только упоминания гражданской войны.

– Я думала, что держусь, – сказала приглушенно Три Саргасс, – но все вспоминаю кровь, столько крови. Мне так не хватает Лепестка, уже сейчас. Прошло всего каких-то три гребаных часа, а мне его так не хватает, и он так по-дурацки умер…