Светлый фон

Альгирд дороги стал ломким и рыхлым, как тающий лед. Ноги увязали глубже и глубже. Каждый шаг давался труднее, чем предыдущий. Путь рассыпался, а с ним и реальность: расходились швы между мирами и в прорехи рвалось Извне. Дхармы, сбившись с орбит, закручивались в смерчи или же разлетались, разреживая ткань бытия. Путь был цепью, связывающей бытие Кэлидарры, время и законы дхарм. Для Теней же он являлся лишь материей, необходимой для обретения собственного бытия. Что им до гибели царства… Царь – тот, кто царство сохраняет.

Чертать руны было нечем, да и остановиться для их начертания на рушащемся Пути не получилось бы. Вальдерас не знал рун Шести, а укротить взбесившийся Путь демиургов человеческими рунами не умел.

Но разве существуют непреодолимые преграды между зодчим и его зданием, между корабелом – и кораблем, между царем – и царством?! Вальдерас, сплавляя разум, волю и чувства, доверяясь наитию, прочертил рукой в воздухе новую руну, повелевая дхармам Пути и Кэлидарры возвращаться в исконные траектории… С каждым царским словом Путь затвердевал, а прорехи в пространстве и времени затягивались… Вальдерас шел, заклиная царство, вкладывая в каждое слово чувства и волю, волю к жизни, к продолжению…

Вальдерас не знал, что после ухода из мира людей он стал мифом, не слыхал легенд о своем возвращении, не подозревал, что с того момента, как он начертил руну Жнеца, человечество длило историю две с половиной тысячи лет. Царь шел по Пути, соединявшему все времена Кэлидарры, с мгновения, когда дхармы из чистой энергии начинали обретать тяжесть материи.

Вальдерас миновал темную эпоху, когда люди еще не укротили огонь, дошел до родного Ульма, а миновав его, дивился стеклянной архитектуре и не узнавал многих устройств и приспособлений. Но люди по обеим сторонам Пути приветствовали то ли царя, то ли бога: «Ауберат, Вальдерас!»

И вот последняя часть Пути – Антарион. Вальдерас обессиленно упал на колено.

– Ауберат, Вальдерас! Ауберат, Вальдерас! – донеслось до него.

Впереди он увидел зеленый световой столп. Чем бы он ни был, он знаменовал, что история царства истекала.

– Ауберат, Вальдерас!

Силы думать, чувствовать, осязать иссякли, он почти оглох и ослеп, на попытку подняться и продолжить Путь тело отозвалось болью во всех членах. Но еще оставались силы на биение сердца, на связь дхарм в его теле… «У меня есть то, чего нет у Теней, – мое бытие. Дойду…»

– Ауберат, Вальдерас!

Он рывком поднялся и продолжил свое последнее шествие по царству: и теперь, заклиная дхармы, черпал силы из собственного тела и с каждым звуком чувствовал, как его бытие переходит в слова, в волю, в Путь. Он переставал быть, он растворялся в нем, как зодчий растворяется в соборе, музыкант – в музыке, поэт в стихах, корабел – в корабле. Он становился Путем…