— Как скажешь. Только платье поправь, а то криминалисты будут отвлекаться.

Она смущенно прикрыла почти вырвавшуюся на свободу грудь.

— Я им поотвлекаюсь! Все, неси ее, машина выехала.

Я прижал к себе мокрое, холодное, дрожащее тельце и пошел, стараясь двигаться ровно, но быстро. Девочка легкая, но неухватистая и, пока донес, руки оттянул. К счастью, «скорая» оказалась внедорожная, и водитель согласился выдернуть тросом мой засевший седан. Я поехал за ними в больницу и уселся ждать в вестибюле, сам не знаю зачем. Какую-то ответственность чувствовал, что ли. Мы в ответе за тех, кого притащили из болота, и все такое.

Пока сидел, успокоил потерявшую меня дочку, а она сообщила Виталику, что сестра нашлась. Веселенькая выдалась ночка. Где-то через час вышел врач и спросил меня, кто я девочке. «Представитель опекуна» — ответил я туманно, но он не стал придираться.

— У девочки нет опасных травм, только несколько синяков и царапин. Она не подвергалась сексуальному насилию. Но она критически истощена, у нее переохлаждение и сильная гипогликемия. У нее нет диабета?

— Секунду, сейчас выясню… — сказал я, набивая вопрос Насте. Пусть у Виталика спросит.

«Нет, она здорова», — пришло буквально через минуту, и я сообщил врачу.

— Возможно, это последствия стресса или физических нагрузок на фоне общего истощения.

— Она в сознании?

— Да, но заторможена и слабо реагирует. Похоже, перенесла психотравму.

— Могу я ее увидеть?

— Да, но вряд ли вам удастся поговорить.

— Я все же попытаюсь, если вы не против.

На белой подушке почти такое же белое лицо. Глаза ввалились, губы тонкой бледной ниткой. В худую, как спичка, руку вставлена игла капельницы.

Я присел рядом, взял тонкую ладошку в руки — она холодная и влажная, пальцы еле заметно дрожат.

— Катя? Ты меня слышишь? Это Антон.

Глаза под веками дрогнули, рука чуть-чуть сжала мою.

— Если можешь, если хочешь, если есть силы — расскажи хоть что-нибудь.