— Мы и пошли. Он начал всякие странные вопросы задавать. Я даже напряглась немного.

— Типа каких?

— Типа помню ли я маму, снится ли она мне, что я помню из детства, хорошо ли помню Стрежев.

— А ты?

— А я такая: «А вы с какой целью интересуетесь?», и он сразу такой: «Ничего-ничего, просто так…». Смотрю, а мы не туда куда-то идем. И тут хлоп — и поплыло в глазах. И дальше все в тумане. Куда-то шли, какие-то улицы, какой-то жуткий фонтан… Я же тонула? Или нет?

— Немного. Но я тебя сразу вытащил.

— Не дал искупаться дочери?

— Нет, извини.

— Спасибо.

— Не за что. Мне несложно. Хочешь, я тебя буду даже из ванны вытаскивать?

— Да ну тебя… Все шутишь. А нога вон какая! И кто меня теперь будет пирожными кормить?

— Я буду. До машины доковыляю как-нибудь, и поедем в кафе.

— Точно? Уверен? Это же больно, наверное…

— Ударим мазохизмом по здоровому питанию! — сказал я оптимистично.

В кафе я ел сэндвичи с ветчиной и смотрел, как моя дочь наворачивает пирожные, восторженно сопя и пачкаясь кремом. Вот и мама ее такой же была — лопала, что хотела, никого не смущалась, никогда не толстела и ничего не боялась. Они очень похожи, и чем Настя старше, тем сходство очевиднее. Еще несколько лет — и будет полная копия. От меня в ней только склочность характера и черный юмор.

— Она тебе снится? Мама. Или не спрашивать?

Настя положила пирожное и задумалась.

— Нет, отчего же — спрашивай. Но я не знаю точно. Мне иногда снится странное. Как будто это не я. Как картинки из чужой жизни.

— Какие картинки?