Во-вторых, предельное усилие носителя грязи могло родить аспару, которая и вовсе находилась на территории непознанных чудес. А часто ли в нашем научном и причинно-следственном мире встречается настоящее, неподдельное чудо? Невежды повсюду видят чудеса. Многие полагают чудом само зарождение жизни. Хотя если потрудиться разобраться в вопросе, становится ясно, что жизнь попросту не могла не произойти, и это не чудо, а закономерность, продиктованная самой формой существующей вселенной. Существует простая аксиома: если какое-то событие происходит, значит оно могло произойти, а если так, то никакого чуда в этом нет. И эта аксиома верна практически для всего на свете… кроме аспары.

Аспара может исцелить любую болезнь, вернуть умершего к жизни, может изменить расу и геном существа, может воссоздать уничтоженную вещь или разрушить космическую крепость. Её воздействие бывает разным, прекрасным или ужасным — но всегда сокрушительным. И этот истощённый, молчаливый человек мог порождать аспару и управлять грязью. Во всей неимоверно огромной галактике таких было… ну, может, десяток, и шанс хоть раз встретить в жизни теллари был равен нулю. Поэтому каждый взгляд, каждая толика внимания сейчас были направлены на него.

Мрачный и сосредоточенный, Стивен повёл руками, и грязь разделилась на три ручейка. Первый влился в старческую голову: легчайшим потоком прямо сквозь кожу и череп. Второй окружил кокон тонким танцующим слоем, будто чёрное кружево, и разом впитался в него со всех сторон. Остаток грязи осел на бледного мальчика, врастая в него по всему телу, как безмолвные метастазы. Мать смотрела на это с ужасом в расширенных глазах, губы дрожали, но она не вмешивалась.

— Жизнь связывает жизнь, — глухо сказал Стивен. Сказал для себя, почти прошептал, но в зале царила такая тишина, что услышал каждый. — Жизнь связывает жизнь.

Он резко развёл руки, и грязь пронзила всех троих сразу. Мальчик задохнулся и выгнулся в капсуле; глаза на старой голове закатились, из большого рта исторгнулся ржавый вскрик; кокон вздулся и в нескольких местах лопнул, бархатные нити затрепетали в воздухе. Грязь соединила умирающих одним кружевным лезвием, которое растянулось на максимальную ширину в обе стороны, метров по десять направо и налево — повинуясь рукам Стивена, которые он раскинул до хруста в суставах, так широко, как мог.

— Отпустите! — приказал теллари.

Мать с тихим стоном страха выпустила ребёнка, а леди-бабочка благоговейно отпустила кокон, и все трое, как пушинки, взлетели в воздух. Танцующая грязь держала их, наплевав на гравитацию, словно приняв в свой собственный космос, где действовали её собственные законы.